(Филумана-3)

- На массовуху! - зычно провозгласил белобрысый парень, выходя на середину солнечной полянки.

И для убедительности постучал рукоятью массивного меча по круглому щиту. Не слишком эффектно – щит на удары отозвался невразумительным деревянным бряканьем. Именно таким, какое и должна издавать фанерка. Даже если та фанерка густо покрыта черной краской, а посреди нее гордо выгибает длинную шею золотой огнедышащий дракон.

Я с трудом подавила улыбку, глядя на этого дракошу. То ли из-за золотистой краски, то ли из-за моего вредного характера, но он навевал мысли вовсе не о поднебесной мифологической твари, а о вполне реальном грустноглазом жирафе, склонившем шею в попытке отыскать травинку у себя под копытами.

Да и весь зычноголосый парень выглядел в общем-то обыденно – по крайней мере для компании, собравшейся на этой жаркой поляне посреди городского парка, носящего красивое имя - “Студенческий”. Парень был длинноволосый, в белой мешковатой хламиде, явно скроенной из отслужившего свое пододеяльника. Про меч со щитом я уже упоминала. Потертые черные джинсы и видавшие виды (черные же) кроссовки довершали картину.

- На массовуху! – еще более строго выкрикнул он, обводя нахмуренным взглядом народ, сбившийся кучками по краям лужайки.

Народ реагировал вяло.

Никто особо не спешил на странный клич, продолжалось ленивое кучкование по группкам со своими интересами и разговорами… И только Андрей радостно сообщил мне, массируя свои длинные аристократические пальцы:

- Сейчас самое интересное начнется!

- Да? – вежливо удивилась я. – Неужто свальный грех?

Он дернулся, на какое-то мгновение лишившись дара речи. При этом румянец на его щеке стал еще шире. Стеснительность моего кавалера была необычайной. Мне порой казалось, что это как раз ему шестнадцать лет, а не мне.

- Не групповуха!.. - наконец пояснил он придушенным шепотом. – А массовуха. Общий бой. Тренировочный.

- Информация секретная? – тоже шепотом спросила я.

- Нет... – удивленно глянул на меня Андрей.

- А чего тогда шепчешь?

- Ну ты же глупости всякие спрашиваешь… - негромко, но уже и не шепотом проворчал мой кавалер.

- Прекрасной даме положено спрашивать глупости! – нравоучительно сообщила я.

- Балаболка! – улыбнулся мой высоконравственный кавалер. – А мне, между прочим, в массовухе тоже надо принять участие! Зря, что ли, бедняга Канцлер связки надрывает, голос сажает…

Парень с жирафовидным дракошей на щите уже в третий раз оглашал свой сомнительный призыв.

- А зовут-то вашего Канцлера как?

- Мирское имя? – в задумчивости наморщил Андрей свой высокий аристотелевский лоб. – Чтоб я так знал!… Серега, кажется. Знаю, что тоже с нашего истфака, со второго курса...

- А тебя как здесь зовут?

- В клубе? Кромсайт! – гордо выпятил грудь Андрей. – Знающие люди иногда даже добавляют: Великий!

Сказавши столь важную вещь, он чуть потупился под грузом собственной скромности. Что не могло не вызвать восхищения с моей сторонв:

- Ух ты! Вот здорово! А за что же тебя так припечатали? Великим-то?

- За мастерство, - непринужденно пояснил скромняга Кромсайт. – Мечом владею хорошо.

– На массовуху! – опять выкрикнул белобрысый, для убедительности вновь прогромыхав деревянным мечом по желтому дракону на щите.

Бедный дракон – во ему достается!.. Прищурившись, я заметила, что драконья желтизна местами облупилась. От частых ли ударов, или вследствие небрежности покраски? Но только черные пятна и полосы испещрили его всего, включая миниатюрные крылышки и изогнутую шею. Не потому ли мне и припомнился пятнистый жираф?

Однако усилия Канцлера не пропали даром. Народ вокруг поляны все-таки зашевелился, начал постепенно выползать из жидкой тени акаций – прямо на солнцепек. Строиться в две шеренги – лицом друг к другу, боком к снижающемуся послеполуденному солнышку. И не простой народ – все, как на подбор при кольчугах, латах, мечах, щитах. Некорые – в тяжелых самодельных шлемах. Мазохисты! Вот бы меня попробовали заставить париться в скорлупе доспехов в эту сумасшедшую майскую духоту! Да ни в жизни!

Мой пристальный интерес к экипировке бойцов был замечен Андреем и оценен совершенно неадекватно.

- Да уж! Клубная антуражность возрастает! – одобрительно кивнул он – так значительно, будто это была его личная заслуга. – Теперь каждый выбирает свою историческую эпоху и подбирает костюмность соответствующую.

- Толкиеновское Земноморье относится уже к историческим эпохам? – поразилась я.

- Я же объяснял, - снисходительно усмехнулся мой кавалер. – У нас клуб не толкиенистский, а историко-ролевой.

- Ну, орки, разомнем косточки? – хриплым басом воззвала из вялого неровного строя историко-ролевых бойцов, плотная невысокая девица. Латы из широких металлических пластин делали ее похожей на колобок. Или даже на приземистую, с алюминиевым блеском, табуретку.

- А орки в какую эпоху жили? – съехидничала я.

- Не приставай, - вдумчиво покачал головой Андрей, деловито экипируясь. – Это отряд такой – “орки”. А Нюха – их командир. Главная орчиха.

Он тщательно пристегнул кожаные наручи. Натянул через голову легкий доспех, искусно вырезанный из голубоватого линолеума. Вынул из матерчатых ножен толстый, почти метровой длины меч. Ножны, превратившиеся в бесформенную тряпочку, аккуратно повесил на сухую ветку рядом со мной. Клинок (естественно, деревянный) был обмотан плотным слоем изоленты трех видов: красного, синего и черного. Эти три цвета, затейливо сплетаясь и расходясь, образовывали кокетливый узор, не очень, на мой взгляд, свойственный грозному оружию. Завершилась экипировка надеванием поблескивающих поножей.

И вот он уже стоит передо мной – великий воин Кромсайт. Который в мыслях своих уже не тут, не рядом со мной, а там – в строю массовухи, изготовившейся к битве. И ерундовые вопросы про какую-то историческую несуразность орков теперь не для него.

– Лучше пожелай мне удачи! – строго, не глядя на меня, простую мирную жительницу, приказал Андрей.

Я постаралась соответствовать. Молитвенно вытянула руки к доблестному рыцарю и с придыханием запричитала:

- Вернешься ли ты живым, о Воин Добра и Справедливости? Со щитом ли ты вернешься или на щите? Каким мне ждать тебя? Убитым ли? Только ли покалеченным: без рук, без ног?

Андрей снисходительно усмехнулся и, выходя на солнцепек, пристроился к ближнему краю одной из шеренг. Негромко напомнил мне, непонятливой:

- Забыла мои объяснения? Все вооружение гуманизировано. Травм не будет.

- Эй, а “славянам” – особое приглашение требуется? – заорал белобрысый Канцлер, оборачиваясь к боковому кустику.

Там, в тени отцветающей бледно-фиолетовой сирени, пристроилась на бивуак одна из живописно-бойцовых групп. Не слишком похожая на древних славям – по моим неразумным понятиям. Но именно к ним обращал свое грозное слово Канцлер:

– Гей, “славяне”! А ну-ка, быстро вспомнили свое славное прошлое – и в строй!

Один из довольно взрослых “славян” – лет двадцати восьми, если не всех двадцати девяти – с жидкими струйками темных, засаленных волос, над которыми уже начала проступать ранняя лысина, коротко отмахнулся, не вынимая сигареты из угла рта:

- Без нас начинайте. Потом подтянемся.

Наверно, он был у “славян” за главного, потому что других мнений из-под сиреневого куста не последовало.

Канцлер безнадежно махнул рукой, поворачиваясь к бойцам, уже переминающимся с ноги на ногу и щурящимся на низкое душное солнышко в ожидании.

- А они не “Гей, славяне”, они просто геи! – радостно хохотнула орчиха – алюминиевая табуретка.

Шутка, видимо, была дежурная, ответного хохота не вызвала. Только плешивый предводитель “славян”, лениво прикрыв левый глаз от наползающей струйки сигаретного дыма, сообщил:

- Сгинь, нечестивое орчачье отродье, ща как дам больно!

- Канцлер, хватит политики, давай сигнал к началу! – недовольно подал голос Кромсайт. Тот самый. Великий.

- Начинай! – поддержали его разнообразные голоса. На полянке, со всех сторон окруженной дерявьями, было как в теплице - не продохнуть, и томиться просто так, без дела никому не хотелось.

- Приготовились! – поднял меч Канцлер. – Пли! Сходитесь!

Опуская меч, он забавно и чуть жеманно колыхнул своими соломенно-желтыми кудрями и поспешно отступил к краю поляны, чтоб не мешать воюющим.

Две противоборствующие стенки исторических ролевиков окончательно потеряли свою стройность и начали медленное, осторожное сближение.

Хоть эта тренировочная битва и должна была, судя по названию, быть массовой, но пока что бойцы явно нацеливались на парные поединки и надвигались каждый на своего противника. Не думаю, что враг заранее избирался – кто оказался перед глазами, тот и супостат!

Кромсайту Великому и Ужасному достался совсем небольшой враг. Прямо скажем – вовсе мелкий. Пацаненок лет семи-восьми. Первоклашка! Я даже удивилась, что такой молодняк выпускают на взрослые игрища. Хотя, с другой стороны, на ком и отрабатывать титул Великого, как не на подобных беспомощных жертвах?

Впрочем, еще раз внимательно оглядев бойцов (и тех, которые сходились на битву, шагая по измятой траве поляны, и тех, что остались вокруг, в тенечке, довольствуясь ролью наблюдателей), я подобной мелюзги среди ролевиков не обнаружила. Вокруг была, что называется, учащаяся молодежь – студенты и плюс-минус к ним: чуть менее по возрасту и чуть более. Этот малышок выглядел удивительным исключением.

Хотя одет был вполне подходяще для здешнего сборища. Коричнево-зеленая камуфляжная рубаха навыпуск, подпоясанная солдатским кожаным ремнем, линялые джинсы, искусно порванные под коленками, армейского вида ботинки, пробковый шлем почти скрывающий стриженую голову. Кстати шлем – единственная деталь, которую можно было отнести к защитному снаряжению.

Недолгим же будет ныняшний поединок Кромсайта Великого, который сейчас угрожающе надвигался на этого жалкого воробьишку.

Меч в руке у малыша был хоть и короткий – сантиметров пятьдесят, не больше, но для него, видно, все же тяжеловатый – мальчишка на ходу все время перекидывал его из руки в руку.

Я вздохнула и присела на пенечек.

Экскурсия на клубную тренировку начала меня утомлять. Да и вся эта Андреева затея оборачивалась не познавательной своей стороной (как он рекламировал, когда уговаривал составить ему компанию), а сплошным кромсайтовским хвастовством: вот, дескать, любуйся, Ленка, какой я Великий! И как могу всех разметать одним ударом меча своего деревянного!

Нда-а… Не Андрей, а чисто-конкретно гроза детей и инвалидов… Захотелось спрятать глаза от этого позорища, отвернуться… Но я тут же поймала себя на этом боязливом желании и усилием воли подняла глаза, заставив себя пристально вглядываться в разыгрывающуюся на полянке битву.

Впрочем, то что происходило передо мной, все-таки не слишком сильно напоминало канонический вид сражения, знакомый по историческим фильмам типа “Александр Невский”. Скорее, это была именно массовуха.

Народ скакал по поляне замахиваясь друг на друга своим дрекольем, отскакивал, восклицал радостно:

- Рука! Я мечом к руке прикоснулся! Два хита долой!

- Гонишь – удар по мизинцу попаданием не считается!

- А вот тебе по корпусу!

- Ни фига – у меня кольчуга! А ты убит, я по груди мечом провел!..

Высокий парень с алебардой, отбиваясь сразу от двоих девчонок, бойко размахивающих своими пиками, весело вопил:

- Рятуйте, братцы, Вольного Топора топчут!

По-моему топор его алебарды был изготовлен из резиновой покрышки – присутствовала в алебардовой форме некая покрышечная изогнутость. Но отмахивался он лихо.

Одна из девчонок попыталась обойти его с тыла, но он вовремя попятился, парируя древком алебарды удар. И даже успел огреть по спине кого-то, пробегавшего по своим боевым делам мимо.

А вот это уже было ошибкой. Вторая из нападавших девчонок воспользовалась этим и большими скачками начала обходить его. Он снова попытался попятился, но на сей раз маневр не удался. Нога Волного Топора попала в какую-то незаметную колдобину, и он навзничь, мешком, плюхнулся в траву.

Сверху, нелепо расставив руки, на него обвалилась противница, никак не ожидавшая такой подлянки.

Он придушенно охнул, она взволнованно закричала своей подружке:

- Тенька, не бей!..

Но опаздала. Тенечкин удар был нанесен. И, судя по визгу, достался не только Вольному Топору.

Андрей энергично махал мечом, делал красивые ложные выпады, обманные движения… Наверно каждый из этих фехтовальных приемов имел свое название – я в этом не разбиралась. Я понимала только, что ни один из живописно-картинных приемов не достигал цели. Наглый мальчишка подскакивал, уворачивался, а наиболее опасные удары умудрялся каким-то образом парировать в последний момент.

А ведь удары были не слабые! Ведь вполне спортивного девятнадцатилетнего парня не сравнить со щупленьким первоклассником! Да только короткий меч этого недомерка, так шустро летал в воздухе, так ловко изворачивался, что тяжелая дубина Кромсайта Великого, чуть соприкоснувшись с пацанячьей игрушкой, неизбежно меняла направление, уходя в сторону от вертлявого воробья в нелепо нахлобученном шлеме. Да и сам пацаненок, как отметила я с удивлением, уже не очень-то напоминал того нахохлившегося воробьишку, что является легкой добычей для всякого желающего. Мальчишка выглядел, скорее, неким хищным пружинистым зверьком – чем-то вроде мангуста или пятнистого прыгучего леопарденыша.

И еще я обратила внимание, что бой этой парочки не сопровождался ни выкриками, ни радостным повизгиванием – только сопением и хеканьем при резких выпадах. Из чего я заключила, что обоим приходится не сладко. Причем, кому хуже – еще не известно.

Пожалуй, если б не длинный меч Андрея, то тяжелее пришлось бы как раз ему. Но Великий Кромсайт вовсю использовал преимущество своего оружия, удерживая опасного мальчонку на приличном расстоянии от себя. Дополнительным преимуществом Андрея были и его длинные руки, еще более расширявшие дистанцию между ним и короткоруким противником.

Я привстала с неудобного маленького пенечка, приложила ладонь козырьком ко лбу, стараясь разглядеть подробности этого странного единоборства.

Вот Андрей почти навис над ребенком, огромный меч его, описав быструю дугу, мелькнул над пробковым шлемом… Но звука удара вновь не последовало. Шлема (как и пацанячьей головы) на этом месте уже не было. Мальчишка каким-то чудом вывернулся из-под руки Великого и даже сделал шажок вперед, метя своим клинком прямо в разрез кромсайтовского доспеха, в незащищенную подмышку.

Я даже охнула, предчувствуя смертельный удар пацанячьего одноручного меча. И охнула не я одна.

Оказывается, за интересующим меня поединком следила уже не одна пара глаз. Девицы из зрительниц (те, которые без доспехов и мечей, зато, наоборот, в длинных летних платьях, хоть и не пригодных для битвы, зато очень удобных для постороннего наблюдателя, поскольку имели элегантные разрезы от самого низа и до шрама от аппендикса, как говаривала наша биологичка Зинстепанна). Глазели на поединок и “убитые” участники массовухи, отряхивающиеся от пыли и травинок. Вытянули шеи и уклонившиеся от массовухи “славяне”, а также прочие историческо-ролевые народности. Даже Канцлер повернул голову, проявив любопытство.

Но Великий не был бы таковым, если б его можно было легко достать. Атака пацаненка не достигла цели, Андрей успел в последний момент отшатнуться – короткий клинок мальчишки едва чиркнул по кромсайтовскому животу, надежно прикрытому “панцырем” линолеума.

Не успела я перевести дух, как Андрей снова пошел в атаку.

Будто бы даже небрежно он вытянул вперед руку с мечом и принялся осыпать противника короткими быстрыми ударами.

Вернее, пытаться это сделать. Потому что проворный семилетний шкет неизменно оказывался быстрее. Легкие, негромкие постукивания соприкасающихся мечей говорили, что все кромсайтовские удары мальчуган ловко – по касательной – отводит в сторону.

Андрей же, не теряя надежды, продолжал свою тактику постоянных быстрых ударов, изматывающих соперника… Или как раз теряя эту саму надежду?

Неужто Великий выдыхается? Если бы не его преимущества, не имеющие отношения к технике боя (длинная рука плюс длинный меч), то, пожалуй, шустрый пацаненок уже теперь сумел бы достать его. Но если так продолжится еще с десяток минут, то ведь и достанет! Андрей выдыхался быстро – прямо-таки на глазах.

И заметила это не только я.

- Кромсайт, держись, мы с тобой! – послышался возглас с другого края поляны.

Сразу два парня – один пониже, а другой такого же роста, как Андрей, добив последнего ворога, мчались на помощь Великому по истоптанной лысоватой траве, вздымая облачка пыли.

Не оборачиваясь на топот спасателей, Андрей сосредоточенно кивнул – и вдруг с удивлением обнаружил, что остался без противника. Было заметно, как на мгновение наш Кромсайт оторопел, застыв с бесполезно поднятым мечом.

А мальчишка, который за секунду до этого успел пружинкой отпрыгнуть в сторону и назад, уже развернулся спиной к полю боя и дал стрекача.

“Ага, струсил!” – возликовала я (все-таки обидно за кавалера – привел меня хвастаться, а сам чуть не побит оказался).

Но пацаненок в шлеме далеко не убежал – только до куста сирени, под которым устроилось на перекур славянское воинство.

Отправился просить помощи и защиты?

Но и эта мысль оказалась ошибочной. Мелкий леопарденыш даже и не подумал обращаться к “славянам”. По-моему, он их просто не заметил. А если и заметил, то не придал значения факту их пребывания под кустом.

Добежав до сирени, он повернулся спиной к ее плотной зеленой чащобе и, под прикрытием тугого веника из ветвей и листьев, замер в боевой стойке, всем своим видом предлагая возросшему числу противников продолжить бой.

А вот “славянам” пришлось несладко – их перекур закончился. Чтобы не быть затоптанными набегающими бойцами, разгоряченными в пылу битвы почти до полной невменяемости, “славяне” вынуждены были торопливо ретироваться с насиженного места – с проклятиями и угрозами. Но это уж как водится – душу-то нужно отвести!

Первым до куста сирени домчался запыхавшийся Андрей – ему было ближе всех. И снова начал свой отчаянный танец, пытаясь достать пацаненка длинной деревяшкой, “гуманизированной” толстым слоем трехцветной изоленты. Пытаясь без особого успеха – впрочем, как и раньше. Мальчонка играючи парировал кромсайтовские удары.

Затем примчались помощники. И остановились в растерянности. Замысленное нападение на маленького наглеца сразу с трех сторон стало просто невозможным. Этот нахал, почти ввинтившийся своей худенькой спиной в прогалину из мешанины серых ветвей и зеленой листвы, теперь был надежно защищен – не только с тылу, но и с боков. Даже Андрею, по-прежнему нападающему в одиночестве, приходилось бороться уже не столько с мечом противника, сколько с кустарником, негодующе раскачивающим перед его носом своими ладонями изумрудных листьев и кулачками пахучих бледно-фиолетовых гроздьев.

Почесав в затылке, один из помощников Андрея (который повыше) сделал попытку прорубить окошко сквозь заросли справа от забившегося в щель мангуста… Или хотя бы просунуть меч в его направлении.

Но был остановлен громогласным окриком табуреткообразной представительницы “орков”:

- А ну, Эльх – куда зелень портить?! Здесь парк, между прочим! Не заломай зеленого друга!

- Наш зеленый друг разлит по поллитровкам! - огрызнулся неудачник-лесоруб, но затею с заломанием куста оставил.

Андрей, обнаружив, что подоспевшая помощь вовсе не столь эффективна, как хотелось бы, явно пал духом. Он уже совсем вяло помахивал своим мечом – так только, чтобы держать пацаненка вне досягаемости, не предпринимая решительных атак.

- И вообще – несправедливо! – продолжала между тем во весь свой немалый голос “орчиха” Нюха. – Канцлер, прекращай поединок, чего молчишь! Трое на одного! Это не годится!

- Так ведь – на Олега! – пожал плечами Канцлер.

- Ну и что, даже если на Олега! – не унималась Нюха. – Все равно несправедливо! Прекращай, я сказала!

Воспользовавшись перепалкой, отвлекшей внимание всех зрителей, голенастый, длиннобудылый Эльх все-таки протолкнул свой меч в сторону маленького одинокого бойца – прямо в зеленое месиво, и начал там азартно и энергично шуровать, будто кочергой в печке. Практически вслепую.

- Олежек! Тебя поранят!! – вдруг раздался такой отчаянный женский вскрик, что все вздрогнули, разом смолкли и повернулись посмотреть.

Невысокая, хрупкая, еще не очень пожилая женщина выбежала из-за толстого старого тополя почти рядом со мной и, спотыкаясь, задыхаясь, чуть не плача, помчалась мимо через затоптанную поляну – напрямую к кусту сирени, с забившимся в него пацаненком.

- Поединок закончен! – торопливо возвестил Канцлер.

Грозный Кромсайт проворно отступил назад и даже, по-моему, сделал попытку спрятать за спину свой меч, а находчивый Эльх вообще умудрился в мгновение ока слинять – только что был здесь, и нет его, будто растворился в толпе прочих исторических ролевиков.

- Бабушка, не волнуйся, - произнес маленький виновник всего этого переполоха, появляясь из дебрей кустарника, - меня никто не поранит.

Это были первые слова, которые я от него услышала. Тонкий детский голосок был незамутненно спокоен. Не чувствовалось ни напряжения битвы, ни обиды на бабушку, ворвавшуюся в это волнующее сражение и самим фактом своего появления превратившую его в костюмированный фарс.

- Олежечка! Ну как можно! Они же глаз тебе могли выколоть! Или вообще убить! Я же видела, как он палкой тыкал! – виновато-растерянным голосом забормотала женщина, припадая к мальчишке, обнимая и прижимая к себе худое тельце в зеленом камуфляже. Из-за ее плеча я могла разглядеть только шлем, съехавший малышу на ухо.

Взглянул на меня пацаненок – ну и?.. Чего было смущаться и отводить глаза? Или, может, его взгляд напомнил мне другой – Димкин? Ерунда! Не мог он мне ничего напомнить. По той простой причине, что я и не помню ничего! Я слишком мала была тогда, чтобы помнить хоть что-нибудь!

Собравшись с духом, я опять взглянула через всю поляну, но опоздала – мальчишка отвел глаза.

Он беседовал с бабушкой. Вполголоса, слов было не разобрать, но интонация при этом такая, будто не внук разговаривает с бабушкой, а старший товарищ разговаривает с младшим. Безмятежно-мудрый старший. Который что-то разъясняет с высоты своего жизненного опыта растерянно-испуганному младшему, утешая и успокаивая.

Из всей их беседы до меня долетела только жалобная бабушкина просьба:

- Пойдем домой, а, Олежечка?

А потом вновь послышался его негромкий мальчишеский говор – мягкий, неторопливый, уверенный.

Бабушка, отстранясь, что-то опять спросила. Уже не так лихорадочно-тревожно, а гораздо тише. Он, заботливо гладя ее по голове, выслушал, кивнул и опять заговорил – подробно, обстоятельно, отвечая на вопрос.

В их общении было что-то столь личное, задушевное, не терпящее постороннего вмешательства, что историко-ролевому народу, собравшемуся со всей полянки и выползшему из окружающих кустов, стало неловко глазеть на разговор. Живописно одетые дамы и рыцари, побрякивающие вооружением и доспехами, потянулись кто куда в разные стороны. Желтый воздух, подсвеченный солнцем, спустившимся уже до верхушек деревьев, снова наполнился гулом голосов, выкриками, смехом.

Подойдя, я взяла его за руку, сказала ободряюще:

- А ты, и вправду, хорошо фехтуешь, Великий Кромсайт.

Он улыбнулся в ответ, пожал плечами, показал на мальчишку:

- Вот кто действительно фехтует! А я – так, любитель… Да мы все по сравнению с ним – жалкие любители. Он в клубе-то – всего ничего. Но холодным оружием владеет – закачаешься! Один на один никто у нас еще не смог его победить…

А я-то по наивности своей жалела маленького воробышка, попавшего на массовухе под клинок самого Кромсайта! Оказывается, это Кромсайта жалеть надо было…

В это время бабушка со вздохом сказала:

- И все-таки неспокойно что-то у меня на душе, Олежек… Будто предчувствую неприятность какую-то. Не случилось бы чего с тобой сегодня!.. Может, пошли домой?.. Ты ведь уже потренировался... А я пирог там испекла, блинов с икрой наделала – все, как любишь… Опять же, сам говорил – что-то по компьютеру своему хочешь сделать… Пойдем?

Внук отрицательно покачал головой, поцеловал ее в щеку.

- А будешь вечером возвращаться – как это? – не теряла надежды бабушка. – Ты мал все ж таки еще…

Олег кивнул:

- Мал. Но у меня тоже предчувствие. Со мной сегодня ничего плохого не случится. Будет только хорошее. И я ведь не один буду возвращаться вечером. Меня вот они проводят. Они достаточно взрослые.

И он показал бабушке на нас с Андреем.

Я опешила от такой наглости. Андрей, по-моему, тоже.

А бабушка, задумчиво окинув нас взглядом, возразила:

- Так ведь как раз он-то в тебя палкой и тыкал!

- Это был игровой бой, - пояснил любимый бабушкин внук. – А в жизни Андрей – мой друг. И всегда за меня заступится.

- Правда заступишься? – недоверчиво спросила бабушка у безмолвного Андрея.

- Да, - сглотнув комок в горле, пробормотал тот.

- А вы что, рядом с нами живете? Почему проводить сможете? – уточнила бабуся.

- Не знаю… - растерянно развел руками Андрей.

Но тонкий голос Олега его перебил:

- Рядом, рядом. Я знаю, где он живет.

- А девушка? – не унималась бабуся. – Она тоже рядом живет?

- Вот про девушку – не знаю, - признался внук. – Но ведь он ее тоже не бросит, раз она с ним пришла?

Этот малец, похоже, заметил меня раньше, чем я его. Или просто на Андрея обращал внимание. Может, Андрей для него – образец мужественности? Ну и что, если Андрей фехтует хуже пацаненка, но по сравнению-то с другими – лучше! И вообще, Андрей сам говорил, что не последнее место в клубе занимает. Даже свой отряд собирать планирует. Где и будет командиром. Почему бы пацаненку не следить за столь уважаемым взрослым дяденькой? И за его спутницей, заодно.

Бабушка тяжело вздохнула и, поправляя внуку шлем, попросила Андрея:

- Ты уж, паренек, не бросай Олежку, когда будете уходить. А то, в прошлый-то раз, он совсем по темноте вернулся! Разве ж такое можно? А хулиганье привяжется? Он у меня мальчик, конечно, серьезный, но сейчас сами знаете какие бандиты бывают! Вы уж там, с девушкой своей, проводите его домой, не бросайте. До самого дома проводите. А то и до квартиры. Чтоб я видела, что он не один пришел…

***

Ну, до самой темноты мы не были, но расходились когда уже начали сгущаться сумерки.

- А где ты живешь на Западном? – поинтересовалась я у Олега, когда и он, и Андрей избавились от своей военно-ролевой амуниции.

- Да! – подключился Андрей. – Ты ведь сказал бабушке, что мы рядом живем! Я на Западном, в районе Вертолетного завода, Лена, рядышком, около Лендворца, а ты?

- И я там же, - кивнул малыш. – На углу Космонавтов и Большой Садовой. От вас два шага через Плевенский парк.

- И правда, близко, - согласился Андрей.

И мы отправились на автобусную остановку втроем.

***

Я не люблю ходить в темноте через Плевенский парк. Он старый, запущенный, с какими-то тропинками вместо нормальных асфальтированных дорожек и, практически, без фонарей. Только и радости, что в самом темном его углу стоит памятник советско-болгарской дружбе.

Но спутники моих страхов не разделяли. Олег вошел под раскидистые парковые деревья без всякого опасения, а Андрей, болтал, как обычно, без перерыва, и вообще находился в прекрасном настроении:

- Тебе, Ленка, обязательно надо съездить на БЛИК! Только тогда поймешь, что такое настоящая игра! БЗИК, понятно, тоже классно и мазово-фестивально, но там свои приколы. Да и еще не скоро он будет.

- БЛИК – большая летняя игра клуба, - сообщил Олег.

Вряд ли он видел в темноте мое недоуменное лицо, но его подсказка здорово помогла сообразить о чем, собственно, речь.

- А БЗИК – соответственно, зимняя? – уже сама догадалась я. – И когда же ваш БЛИК ожидается?

- Не раньше августа… - вздохнул Андрей. – Пока сейчас сессия пройдет – вот, считай, июня нет, потом июль выкинется на практику, а к августу, когда все съедутся, отряды соберутся, да и сэр Арчибальд напишет, наконец, сценарий игры, вот тогда!..

- Так еще и сценарий будет? – подивилась я столь серьезной постановке вопроса.

- А то! – горделиво хмыкнул Андрей. – Знаешь, прошлый БЛИК как назывался? “Веселая Франция”! Очень антуражно получилось! Там даже магии не было!

- Боже мой! – ахнула я и аж всплеснула руками. – Да как так можно – без магии, а?!

Андрей в темноте подколки не заметил и на полном серьезе принялся втолковывать, что антуражность предполагает не только костюмы, соответствующие эпохе, но и прочие атрибуты времени. А магия в атуражность просто не вписалась.

- Эльфийский отряд не может на “Веселой Франции” разгуливать в своих обычных нарядах и насылать чары направо и налево! – с жаром рассказывал он. – Раз уж эльфы были мушкетерами, так и вести себя должны были соответственно!

- Эльфы-мушкетеры? – усомнилась я.

- Да ты бы видела, как они на Посвящении роль свою отыграли! – возмутился Андрей. – Да и потом, когда Бастилию брали!..

- По-моему даже мушкетеры Бастилию не брали. Или на первом курсе истфака Бастилию еще не проходят?

- Язва ты, Ленка! – обиделся Андрей. – Во-первых на “Веселой Франции” мушкетеры ее не брали, а, наоборот, защищали – это была их крепость. А, во-вторых… Ну все-таки это ж игра, а не историческая правда.

- А как же соответствие эпохе?

- Эх, не попасть мне на августовскую игру… - закручинилась я.

- Это почему?

- До августа еще дожить надо... А как доживу, так окажется вдруг, что уже к школе готовиться надо. Все-таки выпускной класс!

- Да ты что, Ленка! Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься – это же три дня такого отвисания!.. – начал Андрей.

А Олег негромко подсказал:

- МИК.

- Точно! – обрадовался мой кавалер. – Чего ждать аж до БЛИКА? Через две недели в Щепке будет малая июньская игра – полуторадневная. В субботу заезжаем, в воскресенье – уже обратно. Но поманьячиться успеем!

- Куда? – поинтересовалась я.

- Маньячиться куда? – хохотнул Андрей.

- Заезжаем куда? – терпеливо разъяснила я свой вопрос.

- Да в Щепку же! В Щепкинский лесхоз. Там места надыбаны, лесники свои – прикормленные и припоенные…

- Привет, пацаны, - раздался гнусавый голос, и дорогу нам заступили трое парней.

Сердце у меня остановилось, дыхание прервалось. “Началось…” – подумала я и не ошиблась.

- Тут и девка, - заметил один из троицы.

- Повезло нам, - дурашливо заверещал гнусавый. – И богатые сегодня будем, и счастливые. Если девка на любовь не жадная!

- Э-эй! – чуть прерывающимся, но суровым голосом возвестил Андрей. – Мы вас не трогаем! Дайте пройти!

- А мы вас счас потрогаем! – развеселился гнусавый. – Да уж потрогаем – мало не покажется!..

- Ну, если вы так – держитесь! – храбро возвестил Андрей, срывая тряпичные ножны со своего меча и делая резкий выпад.

Наверно он пошел в атаку по всем правилам. Только вот парковая троица этих правил не знала и знать не хотела. Когда Андрей дотянулся до одного из них мечом, то второй просто вырвал благородное оружие из рыцарских ладоней и со всего маху заехал нашему храбрецу в челюсть.

Зубы Андрея лязгнули, руки опустились, и он рухнул, как подкошенный, на неровную парковую дорожку.

Не велика была наша надежда на Великого Кромсайта, но и ее мы лишились. Я привычно зажмурила глаза и даже для верности закрыла лицо руками.

Так хорошо было стоять, спрятавшись, не видя отвратительной троицы, не думая о ней, даже не зная, что она существует на свете. Вернее, не на свете, а в темноте парка. Под редкими майскими звездами.

Да уж, так стоять было совсем не плохо. Только я уже стояла однажды именно так. И как раз эти прятки закончились смертью двоих самых близких для меня людей.

Вспомнив, откуда у меня взялась эта милая привычка – играть в прятки с окружающим миром, я чуть слышно застонала. Очень уж гадостная и отвратная была та привычка. И она перечеркнула всю мою нормальную жизнь… Так что пусть меня сейчас изобьют… Или даже изнасилуют… Но не буду я стоять, как парализованная, ожидая неизвестно чего! Я взгляну в их мерзкие бандитские рожи и еще расцарапаю эти хари напоследок!

С большим трудом оторвав собственные ладони от лица, я открыла глаза и даже попыталась закричать, завизжать что-то истошное в адрес черных силуэтов, деловито окружающих нас с Олежкой. Но голос предательски сорвался, из горла послышался только полузадушенный писк.

“Может, все-таки попробовать убежать?” – пронеслась запоздалая мысль. Однако и ноги подвели меня. Они будто одеревенели, стали непослушными. На таких ногах не то что не убежишь – с места не сдвинешься!..

Я попыталась хотя бы Олежку затолкать себе за спину. Вдруг он проявит благоразумие и рванет куда-нибудь в сторону по парковым закоулкам? А по пути встретит милицейский патруль и приведет к нам на помощь?..

Размечталась! Троица надвигалась прекратив всякие разговоры, а топота детских ног за спиной что-то было не слышно. Да и что взять с малыша? Он стоял по-прежнему рядышком, почти прижавшись ко мне. Спрятался. Тоже, наверно, замер ни жив, ни мертв. И надеется, наверно, что все обойдется само собой… Так что теперь уж точно - все. Приехали-приплыли… Может, лучше все-таки зажмурить глаза?

Но я не успела этого сделать. Помощь нам все-таки прибыла.

Откуда-то из темноты, позади нападавших, вынырнули кулаки. И на затылки сразу двоих бандюков, почти одновременно, обрушились мощные удары. Их сила ощущалась по громкому костяному стуку, которым откликнулись на удары бритые бандитские затылки. Впрочем, удары были хороши еще и потому что наносились не пустыми кулаками, а твердыми предметами. В одном из этих предметов мне даже привиделась рукоять деревянного толкиенистского меча.

“Неужто наши?” – мелькнула идиотская мысль. Идиотская не потому что я вдруг стала толкиенистов-ролевиков считать “нашими”, а потому, что глупее и придумать было трудно: ну откуда тут, в отдаленном темном парке, взяться пресловутым ролевикам? Небось, уже по домам сидят, по телефону друг дружке названивают, смакуют сегодняшнюю клубную тренировку…

Силы вернулись ко мне.

- На помощь! – неожиданно для самой себя выкрикнула я (ну, не то чтобы выкрикнула, но пробормотала достаточно внятно) и побежала, переступая через поверженные бандитские тела, навстречу к нашим избавителям. По-моему, я даже растопырила ручонки, будто собираясь их тут же всех обнять.

Однако темнота встретила меня теплой удивленной тишиной. Звезды не высветили никаких дополнительных силуэтов, а мои ручонки не соприкоснулись ни с одним из спасителей.

Замерев в легком смущении, я негромко окликнула темноту:

- Эй… Вы где?

И не получила ответа. Неведомые спасители исчезли так же незаметно, как и появились.

Легкий шорох заставил меня обернуться.

Олежка склонялся на Андреем.

- Надо бы его поднять. И до дома довести. Поможешь? А то вдруг эти, - малыш мотнул головой в сторону живописно разбросанных тел, - вдруг они сейчас очнутся?

Предложение мальца показалось мне дельным. Ждать, когда бандюки придут в себя, вовсе не хотелось.

Но кто же нас все-таки выручил?..

- Ты не заметил, куда они делись?

- Кто?

- Те ребята, которые вырубили бандитов? По-моему, они тоже были из ваших, из толкиенистов.

- Не было ребят.

- Но кто-то же нам помог?!

- Я.

- Ты? – насмешливо спросила я. – Это когда? Когда за мою спину прятался?

- Да, - подтвердил Олег.

В темноте его лица было не разглядеть. Я видела только бледный овал пацанячьего личика, выжидательно поднятый ко мне. Хотела еще съехидничать, проехаться по поводу его безудержной храбрости, но воздержалась. Кажется, у мальца совсем крыша поехала. От стресса, наверно. Не стоит усугублять.

- Ладно, потом разберемся, - философски вздохнула я. – Давай нашего Кромсайта поднимать.

И мы взялись за Андрея. За его безвольно висящие, как плети, руки. За безвременно поверженное тело.

Но тело не поддалось нашим усилиям. Оно оказалось на редкость тяжелым и даже не подумало сдвигаться с уютно належенного места. Впрочем, оно совсем ни о чем не подумало.

- Андрюша… - в отчаянии позвала я и потрогала его высокий сократовский лоб. – Андрюшенька… Ну приди же в себя…

В ответ наш герой простонал что-то нечленораздельное. Чем очень порадовал.

- Андрюшенька… - затормошила я его с удвоенной силой. – Открой глаза! Надо идти! Нельзя здесь лежать.

- Куда?.. Что?.. – равнодушно промямлил тот, все же делая попытку сесть.

Мы с Олежкой энергично способствовали тому, чтобы эта попытка увенчалась успехом.

- Мы где?.. – пробормотал Андрей, усевшись. – Ой, голова как болит… И губа… Я, что, выпил лишнего?..

- Мы возвращаемся с вашей клубной тренировки, - поторопилась объяснить я. – На нас напали бандиты. Трое. Вот. Теперь пора идти домой.

- А бандиты? – недоуменно спросил Андрей. – Они уже ушли?

- В том-то и дело, что не ушли! Вот они лежат. Видишь? Один, второй, третий. Все тут. Все на месте, никто никуда не делся. Так что за них ты можешь быть совершенно спокоен. А вот нам надо идти!

- А почему они лежат? – не унимался Андрей, недоуменно таращась в темноту.

- Ты их побил, - вдруг подал голос Олежка.

- Я? – удивился Андрей (для друзей – Кромсайт Великий). – Я, что, с ними дрался?

- Ты дрался совершенно героически! – заверила я.

- Да? – он слабо улыбнулся. – Надо же – ничего не помню…

- Пойдем, пойдем, - заторопила я. – Давай, мы поможем тебе встать.

***

Когда мы сдали окровавленного и избитого Андрея с рук на руки его перепуганной родне (мама, папа, и две младшие сестренки), то наконец почувствовали облегчение.

Он, правда, вдруг начал порываться проводить все-таки нас до самых наших дверей – но объединенными усилиями его от этого удержали и уложили в постель. Мотивируя тем, что тут уже осталось идти всего ничего, да и не через запущенный парк, а по освещенным людным улицам.

- У тебя на платье кровь, - сообщил Олег, когда мы выходили из ярко освещенного подъезда андрюшкиного дома.

- Где? – всполошилась я.

– Да вот, на рукаве. Пятнышко. Наверно испачкалась, когда мы его поднять пытались.

Я внимательно оглядела рукав и опечалилась. Платья было жалко, ведь кровь так трудно отстирывается.

- Не жалей, - сказал Олежка, будто прочитав мои мысли. – Хочешь, я другое куплю?

Его наивность восхитила меня.

- А ты знаешь, сколько оно стоит? Купит он… Распокупался.

- Завтра.

- Что – “завтра”?

- Куплю завтра. Сегодня магазины уже закрыты.

- Ну почему же? – скривила я губы язвительно. – Бутики какие-нибудь сверхдорогие наверно открыты круглосуточно!

- Тебе сначала надо научиться считать, - устало констатировала я. – А потом научиться деньги зарабатывать. И только после всего этого обещать ценные подарки. Ты в каком классе?

- Я на домашнем обучении. А деньги у меня есть. Вот.

Он полез во внутренний карман своей камуфляжной рубашки, что-то там расстегнул, вытащил и показал мне несколько тысячерублевых бумажек.

В полном обалдении я взяла с его ладони одну, поглядела сначала так, потом на свет – водяные знаки были.

- Откуда они у тебя? – спросила я охрипшим от изумления голосом.

- Это мои деньги. Карманные. На всякий случай. Если понадобится срочно – как сейчас. У меня с собой и доллары есть. Но более мелкие бумажки – сотенные.

Я молчала, потрясенно глядя на него. Вот так номер! Хороша была бы пожива парковым грабителям, доберись они до этих олежкиных долларов.

- Ха-ха, - сообщил он без тени улыбки. – Я пошутил.

- Насчет чего? Насчет долларов? Их все-таки нет?

- Доллары есть. Но я разбираюсь в их стоимости. И понимаю, что даже сотенная долларовая бумажка дороже тысячной рублевой.

- Извини, но я шутку твою как-то пропустила мимо ушей. Ты лучше скажи – ты, что, всем об этом рассказываешь? Что у тебя куча денег с собой?

- Нет, только тебе.

- Ну, хоть это слава богу… А мне-то за что такая честь?

- Тебе можно рассказывать.

- Это почему? Что во мне такого-этакого, располагающего к откровенности?

- Много чего. В каждом человеке много чего. Но в тебе – особенно много. Ты даже сама еще не знаешь сколько.

- И знать не хочу! – отрезала я. И то правда. Еще что-то узнавать о себе у меня никакого желания не было. Я и так месяц назад узнала достаточно. Более чем. Хватит! – Нет, ни в какой бутик мы не поедем, деньги свои забери, - я вернула ему тысячерублевую бумажку. – А перед бабушкой твоей я постараюсь стать так, чтобы она этого пятнышка даже не заметила.

- Как хочешь, - пожал плечами мальчуган. – Но ведь у тебя же нет денег, чтобы купить себе новое платье?

- Ну и что, если нет? – внезапно озлобилась я. Мне почему-то вдруг стало ужасно неудобно перед Олежкой, что я, действительно, такая – очень стесненная в средствах. А практически – нищая. – Даже если и нету – что с того?

- Ничего, - согласился он. – Просто я завтра к тебе приду, мы пойдем и купим тебе все, что ты захочешь. Во сколько лучше прийти?

Прямо тебе “Принц и нищий”! Вернее – “нищая”.

- Ни во сколько, - вздохнула я. – Деньги вам самим с бабушкой пригодятся. И вообще – каждый должен учиться жить по тем средствам, которыми располагает.

- Ты теперь располагаешь всеми моими средствами.

- Это – что? – засмеялась я. – Признание в любви?

- Возможно.

- Тебе еще рано думать об этих глупостях.

- А я слышал, что думать об этих, как ты говоришь, “глупостях”, никому не рано и никогда не поздно.

- И где это ты наслушался такого? – прыснула я. – Вот еще чудо в перьях на мою голову!

- В перьях?

- Ладно, проехали. Я тоже умею неудачно шутить.

- Я живу в этом доме, - малыш указал пальцем на панельную многоэтажку, к которой мы подходили. – Но, кажется, уже недолго буду здесь жить. Знаешь, я подумал – не надо скрывать от бабушки пятнышко крови на твоем рукаве.

- Ты же, вроде, говорил, что не хочешь ее пугать?

- Зря.

- Зря говорил?

- Не хотел пугать зря. А теперь понял – пугать придется. Потому что это будет не зря. Она должна понять ситуацию, тогда мы успеем принять меры.

- Парень, ты о чем? Какая ситуация, какие меры?

Мы вошли в подъезд, он вежливо кивнул дедку-вахтеру, пьющему чай за стеклянной перегородкой, вызвал лифт, и пока тот спускался с верхнего этажа, принялся объяснять:

- Нападение это, в парке, не было случайным. Они нас поджидали. Вернее, меня. Я после клубной тренировки всегда хожу этой дорогой, а вы с Андреем оказались там случайно. Потому что бабушка попросила.

- Да брось ты, - неуверенно мотнула я головой. – Обыкновенные бандюги. Ждали любого прохожего, чтобы раздеть и обчистить. Да еще морду набить. Попали на нас. Бывает…

- Хорошо бы если так. Но они слишком целенаправленно действовали. Ни Андрей их особенно не интересовал, ни даже ты. Ведь они вроде удивились, когда еще и ты там оказалась. Похоже все-таки, что они нацеливались именно на меня.

Он замолчал. Подошедший лифт раскрыл двери. Галантно пропустив меня вперед, Олег нажал кнопку нужного этажа.

- Малыш, а у тебя не мания величия? – не выдержала я. – Ну зачем ты им нужен? Они, что, знали о твоих “карманных” долларах?

- Не должны были знать, - сосредоточенно наморщил лоб Олег. – Я о своих деньгах никому не говорю, - он поднял на меня быстрый взгляд. - Только тебе. Но ты им не говорила. И сказать не могла – ведь ты узнала о деньгах позже. Значит?

Я поджала губы в недоумении – он, кажется, допускает предположение, что я шпионка парковых бандюганов? “Ленка-наводчица”? Промышляющая информацией о маленьких богатеньких первоклашках?

- Нет, утечка информации в другом месте, - решительно тряхнул челкой малыш, придя к какой-то определенной мысли.

Лифт остановился и Олежка позвонил в солидную металлическую дверь, обшитую полированным деревом с претензией на шик.

- Кто там? – спросило переговорное устройство над притолокой.

- Бабушка, мы! – отозвался Олежка.

Дверь почти сразу распахнулась с железным лязгом, и счастливая бабушка бросилась обнимать вернувшегося внука, приговаривая:

- Что ж так поздно? Стемнело уже совсем, опасно на улицах!

Тут она заметила и меня:

- Бабушка, паренька – Андрея – побили. Поэтому он не смог проводить меня до самых дверей, - сообщил внук.

- А, все-таки побили! – укоризненно покачала она головой. – И сильно? Видишь, говорил, что там побить не могут, что там правила, и палки ваши специально сделаны так, чтоб больно не бить…

- Его побили не на тренировке, - спокойно прервал ее внук. – А когда мы шли обратно. Нас встретили три здоровых бугая… Хорошо, что еще легко отделались.

- Ах, - всплеснула руками бабушка. – Ведь говорила же я, что по ночам шлындать туда-сюда по улицам опасно! Ведь предупреждала! А ты еще: “Нет, не опасно!”

- Нет, не опасно, - улыбнулся внук. – Может, мы не будем на пороге стоять, а зайдем?

- И девочка? – удивилась бабуля.

- И она зайдет.

- Но ведь ты… - бабушка выглядела озадаченной. – Сам же запрещал водить посторонних в дом…

- Она – не посторонняя, - твердо сказал внук.

- А-а?.. – начала бабушка, но встретив взгляд своего Олежека, тотчас прекратила дискуссии на эту тему и посторонилась, пропуская.

- Проходи, - Олег открыл передо мной следующую дверь – из тамбура в квартиру.

Похоже, пошлый шик полировки входной двери – это были еще цветочки. Ягодки самодовольной кичливости хозяев квартиры ждали меня дальше.

Вычурный напольный светильник в виде медной русалки, поднимающей над головой лампу-лотос, освещал широкую безрадостно-коричневую прихожую, одетую в плюшевые обои с серебряными вставками в виде кленовых листьев. Массивность платяного шкафа а ля “ампир для новых крутых” угнетала еще больше на фоне комплекта модерновой мебели (дорогущей, наверно!), сплошь состоящей из белых витых металлических трубок, кое-где приправленных позолотой. Добил же меня толстый и очень мягкий малиновый ковер на полу прихожей, в котором я сразу утонула по щиколотку.

- Нравится? – спросил Олег, внимательно наблюдая за моей реакцией.

- Ну, как сказать… - замялась я. Не хотелось сразу обижать хозяев неодобрительной оценкой. – Наверно, стоило это все недешево?

- Нам? Нет. Прежний владелец прогорел в своем бизнесе и срочно сбегал от долгов за границу. А мы расплачивались с ним сразу, поэтому получили скидку. И досталось нам все сразу – и квартира, и обстановка. Можно сказать почти по дешевке.

- Проходите, проходите, ребятки, - сказала бабушка, защелкнув входную дверь на последний засов. – Ты в свою комнату пойдешь, Олежек? Или в зале попьем чайку?

- А поужинать? Ты обещала блины с пирогами.

- А как же! – расцвела бабуся. – И блины, и пироги! И соляночка с грибами! А я еще на обратном пути, когда с вашего клуба ехала, буженинки купила с карбонатиком…

***

Блины с красной и черной икрой я ела впервые.

- Олежеку икра полезна, - объяснила бабушка. – Ему расти надо!

Я попыталась с ней согласиться, но с набитым ртом это оказалось не просто.

- Бабушка, а ты последний раз золото сдавала все в том же ломбарде, на Тридцать седьмой линии? – задумчиво спросил Олег, отрезая кусочек ананаса.

- Нет, я ж помню твои наказы! – охотно откликнулась та. – На Пролетарском рынке.

- И кто из приемщиц был? Не Изабелла Арамовна?

- Да тут такое дело… - замялась бабушка. – Я неудачно подгадала – как раз под перерыв попала…

Она примолкла, выжидательно поглядев на внука.

- Так, так, - одобрительно кивнул тот. - И что?

Бабушку не ввел в заблуждение его спокойный тон, и она обернулась за поддержкой ко мне:

- Ну не ждать же мне целый час на солнцепеке?

- И ты продала с рук, - вздохнул Олег. - Вот и утечка…

Когда он сидел за обеденным столом, то не выглядел совсем уж мелким. А может я сама стала относиться к нему по-другому, не совсем как к малышу. По крайней мере олегова взрослая манера разговора теперь не казалась мне такой странной.

- Да зачем же сразу напраслину думать? – забеспокоилась бабушка. – Продала. И цену хорошую взяла. И мужчина солидный. Ни цыган, ни армянин. Наш, русский. Пожилой такой, инвалид – с палочкой.

- Цена… - Олег разгладил ладошкой скатерть. – Цена даже слишком хорошая оказалась. Проследили нас. Не знаю уж что они со мной собирались делать, но с квартиры этой нам нужно уехать. Сегодня же. Сейчас же.

- Да кто проследил? Куда ехать? – всполошилась бабушка.

- Кто-то. Кто Пролетарский рынок контролирует. А я грешил на Изабеллу Арамовну…

- А какая разница? – спросила я.

Олег поднял голову, посмотрел на меня долгим взглядом.

- Действительно – какая?.. Она ли стукнула? Или какой-то обаятельный мужчина-инвалид? Все равно теперь в нашем городе золото сдавать нельзя. Засветились. Придется ездить в соседние области.

- Вы с бабушкой клад нашли? – осторожно поинтересовалась я. – Откуда у вас золото?

- Именно этот вопрос и зададут нам те, кто на нас вышел, - вздохнул Олег. – Наше это золото. Наше. Мое и бабушкино. Фамильное.

- И… много его у вас?..

- Теперь уже – не очень. В сравнении с тем, что было. Поэтому я и поеду на МИК, в Щепку.

- Нет! – вскрикнула бабушка.

Я с удивлением обернулась к ней.

Она сидела побледневшая, прижав салфетку к груди, и повторяла уже тише:

- Нет, не надо… Нам хватит… Не уходи…

- Но я все равно должен буду уйти, - мягко произнес Олег. – Иначе – к чему вся моя подготовка, все твои старания?

- Только не сейчас… Ты еще маленький…

- Бабушка, мы же договорились. Я вернусь. Посмотрю как там дела и вернусь к тебе. И буду с тобой еще долго-долго. Пока не вырасту.

- Нет, - горько сообщила она, и на глазах блеснули слезы. – Ты не вернешься, я знаю. Они тоже обещали вернуться, но не вернулся никто. Ни князь Вениамин, твой дедушка, ни Наташенька, твоя мама… Все вы меня бросаете насовсем и уходите неизвестно куда… Я не могу так, я не отпущу тебя, так и знай!..

В полном недоумении я переводила взгляд с бабушки на внука и обратно. Смысл разыгрывающейся драматической семейной сцены был для меня недоступен.

Олег, положив подбородок на кулачки, исподлобья смотрел на бабушку, она отвернулась в другую сторону, разглядывая помпезный белый рояль, поблескивающий так, будто был смазан жиром.

Пауза затягивалась.

- Бабушка… - наконец начал Олег.

- Так и знай!.. – прервала она его надтреснутым голосом, в котором чувствовались слезы.

Но их обоих остановила телефонная трель.

Довольно мелодичная. Которая произвела на эту странную семейку неожиданное впечатление. Оба вскочили, уставившись на телефон (нелепо-козлорогий, под старину). Потом внук со всех ног кинулся вон из комнаты, крича на ходу:

- Сейчас я выделенку для компьютера подключу!

Бабушка осторожно, почти на цыпочках, приблизилась к весело названивающему телефону. Медленно сняла трубку и осторожно спросила:

- Алло?

И замолчала, вслушиваясь.

Я со своего места ничего не могла разобрать – до меня доносилось только легкое комариное зудение чьего-то голоса. Ни слов, ни даже того мужской он или женский понять было невозможно.

А бабушка, послушав пару минут, преобразилась на глазах. Перед телефоном в горделивой позе стояла энергичная, уверенная в себе и довольно-таки суровая женщина. Совсем не старая и очень властная.

- Я ничего не могу понять, - жестко сказала она. – Вы говорите про какую-то драку, про какие-то трупы, а я ничего об этом не знаю. Если хотите дальше со мной разговаривать, то извольте выражаться яснее.

Комар у нее под ухом запищал еще злее.

- Трое ваших амбалов сегодня вечером встретили моего внука, и он их поубивал? – громко переспросила она, высоко подняв брови.

- Вранье! – донесся голос Олега из другой комнаты. – Все трое были живы, я специально проверил!

“Когда же он успел?” – удивилась я.

- Милый мой Виктор Иванович, - язвительно сказала бабушка. – По-моему, претензии вы должны предъявить к себе, если заводите в охрану таких, с позволения сказать, “амбалов”, - она сардонически выделила это слово, - которых может поубивать семилетний мальчик.

Трубка вновь разразилась злым зудением.

- Ах, не он, а его дружки? Тогда почему вы обращаетесь ко мне, а не к ним?

Комар вновь принялся биться о мембрану телефонной трубки.

- Заплатить? За лечение? Но вы только что говорили о трех покойниках. Может все-таки следует оплачивать похороны?

Она подмигнула мне. Я растянула губы в нерадостной улыбке, искренне не понимая, что ее так веселит. Сдается, ее шантажируют. И угрожают. Радоваться вроде бы нечему?

Впрочем, ее юмор, кажется, не нашел отклика и у незримого собеседника.

- Это я сумасшедшая? – вдруг удивилась она, вновь высоко вскинув брови. – Это я не знаю с кем связалась? Отчего же – отлично знаю. С хамом и грубияном.

Ага, значит на противоположном конце телефонной линии беснуется какой-то мужик. Хотя, об этом и раньше можно было догадаться. У нас еще женские мафиозные группировки не столь развиты, чтобы могли позволить себе контролировать Пролетарский рынок.

- И зря я, получается, давала вам свой телефон.

- Бабушка, ты даже это сделала? – поразился Олег из другой комнаты.

- А что мне еще оставалось? – мстительно ответила она Олегу, даже не подумав прикрывать микрофон ладонью. – Вы все меня покидаете один за другим. Должна же я устраивать свою личную жизнь? А он мне показался таким обаятельным, интеллигентным… Теперь уже не кажетесь, - сообщила она в телефонную трубку. – Встретиться? Завтра? Ах, не любовное? И вообще не свидание? Золото… Ну, разумеется… Уважаемый, ваша меркантильность отвратительна. Так наш разговор продолжаться не может!

- Бабушка, еще минуту!.. – прошипел Олег. - Я не успел.

- Ну, хорошо, - тут же сменила она гнев на милость. – Где и когда вы хотите со мной встретиться? Где? Вы шутите! Я по шашлычным не хожу! Ах так, опять угрозы? А я не боюсь, приезжайте – вас на вахте, внизу у нас, просто не пустят! Остановят. Да, вот так! И за него не боюсь – ему скоро восемь, сами рассказывали, что он троих ваших громил уложил! И не интересует меня цена, которую вы назначите! Ну ладно, говорите, я послушаю…

- Все! Готово! – негромко сообщил Олег. – Можешь класть трубку!

- Прощайте, Виктор Иванович, - немедленно сказала бабушка, - и больше мне не смейте звонить! - и клацнула рычагом отбоя.

А когда повернулась в мою сторону, лицо ее сияло:

- Вот и отлично! Вот наконец все и определилось! Нас здесь больше не любят, хамят, требуют деньги - поэтому мы срочно переезжаем в Москву! Да, в Москву! Олежка прав! Бросаем наш пыльный город – и в столицу! Она большая, нас там никто не найдет! Никакие Викторы Ивановичи с Пролетарского рынка, никто!

- И от Калиновки из Москвы далеко, - добавил Олег, появляясь из темного коридора.

- И от Калиновки! – согласилась бабушка. – Почему бы и нет? Меньше у тебя соблазн будет уехать туда!

- Бабушка… - укоризненно сказал Олег.

- Что?

- Ничего. Детский сад какой-то. Будь ты хоть чуть взрослее.

- Олежечка, ты ничего не понимаешь… Я взрослая. Слишком взрослая. А вот ты… Тебе, к счастью, еще не понять как это – всю жизнь терять самых близких людей…

- Вот как раз это я очень хорошо понимаю, бабушка. Очень. Ты даже не представляешь – насколько хорошо. Но… Ведь ты все равно не удержишь меня на коротком поводке? Ведь не удержишь? Да и держать не будешь. Разве не так? Ты же у меня хорошая, добрая, любящая, все понимающая…

- Из-за того и страдаю всю жизнь… - согласилась бабушка, промокая глаза салфеткой. – Трудно было его номер установить? Этого подлеца, которому я так поверила…

- Трудно. Пришлось АТС взламывать, а потом еще и сервер компании-оператора. Он же по сотовому звонил. Но теперь я готов. Вы успели договориться на завтра?

- Нет, ты ведь сказал, что уже можно класть трубку, я и положила.

- Ну и правильно. Все равно мне сегодня с ним встречаться.

Глаза у бабушки округлились. И, подозреваю, мои – тоже.

- Олежек, что за слова такие? Как это – встречаться? Куда – встречаться? Вот завтра соберешь своих друзей из клуба, которые так помогли тебе расправиться в парке с охранниками Виктора Ивановича, тогда и поедете говорить с ним. А еще лучше – пусть твои друзья сами поедут, они ребята взрослые…

- Бабушка… - вздохнул Олег. – Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Какие друзья? Кто это мне помогать будет против Пролетарского рынка? Да я и сам не захочу их помощи. Чтобы их там поубивали? Один сегодня уже помогал. Хорошо, что жив остался.

- Завтра решим, завтра, - повторила она, цепляясь за свои слова как за спасительную соломинку, - сам говорил. Ведь еще к переезду готовиться надо, вещи собирать…

- И вещей мы собирать не станем. Сейчас сядете с Еленой в такси, поедете на нашу квартиру в Александровке, там меня и подождете. Надеюсь, ты телефон той квартиры ему не давала?

- Не давала… - пролепетала бабушка, старея и обмякая на глазах.

Вся ее гордая выправка куда-то пропала, она ссутулилась, с ужасом глядя на внука.

- Э-э… - подала я голос из своего угла. – А что ты, собственно, собираешься говорить этому пролетарскому мафиози? Я что-то не понимаю. Ну вычислил ты его телефон… И даже адрес… Ну приедешь к нему – и что скажешь? Отстаньте от нас с бабушкой?

- Я ничего ему говорить не собираюсь, - удивился Олег. – С чего ты взяла? Разговорами делу не поможешь. Я еду его убивать.

- Что? – ахнула я. Да уж - с этим пацаном совершенно невозможно понять как быть: плакать или смеяться?

Я слушала его рассуждения в полном обалдении. И мне снова захотелось зажмуриться, спрятать лицо в ладонях, чтобы не слышать, не видеть, не знать… Но я сцепила зубы, переборола это постыдное желание, после чего глубоко вздохнула и твердо сказала:

- Мне не нужен пистолет, - грустно прервал Олег мой задушевный монолог. – И как убивать – я знаю. И бабушка знает что я могу это сделать... Я убил не одну сотню человек… Это смешно звучит… Такой пацан, как я – и вдруг убийца! - он виновато хмыкнул. - Но это правда... И ты должна знать эту правду обо мне. Тебе нужно это знать.

- Зачем? – пролепетала я.

- Нужно, и все. Потом поймешь. А сейчас… Берите с бабушкой такси, езжайте в центр, где-нибудь в районе Театральной площади такси смените – так, на всякий случай. И после этого – в Александровку.

- А ты? – спросили мы одновременно.

- Я еще должен подготовиться. Елена права: убивать – это не простое дело. Вы не представляете, как это тяжело…

- Я представляю… - прошептала я. Но, по-моему, меня никто не услышал.

- Пойдем, девочка, - тяжело промолвила бабушка, обнимая меня за плечи. – Он знает, что говорит. Его надо слушаться… Когда приедем, ты позвонишь домой, скажешь, что у подруги ночевать осталась. Или еще что-нибудь – то, что ты говоришь обычно, когда домой не приходишь.

Я резко стряхнула ее руку:

- А почему вы решили, что я должна идти с вами?

- Но ведь так Олежек говорит… - растерялась бабушка.

- Елена, тебе не стоит прямо сейчас возвращаться домой, - успокаивающе сказал бабушкин внучок. – Я же вижу какая ты напряженная. Приедешь домой, расслабишься – начнется у тебя истерика. Наговоришь неизвестно кому неизвестно чего… А так – будешь под присмотром

- Мы тебя не неволим, девочка, - заторопилась бабушка, - но все ж таки лучше будет, если ты у нас заночуешь…

- Бред! Это просто бред, – я все-таки закрыла лицо руками. И это меня перепугало больше всего. – Такого не может быть на самом деле! Есть только один способ узнать – бред это или не бред… – я не без труда оторвала ладони от лица и прямо, решительно взглянула сначала на внука, потом на бабушку. – Я не поеду с вами. Я поеду с тобой! Убивать? – я нервно хихикнула. – Вот и посмотрим, как ты будешь убивать!

- Девочка, может, не стоит так уж сразу?.. – начала бабуся, но, взглянув на внука, смолкла.

А Олег сказал:

- Хорошо. Мне даже спокойнее, если ты будешь рядом. Только не мешай, прошу, когда все начнется.

- А все-таки позвонила бы ты родителям – ведь уже поздно… - встряла бабушка.

Но я возразила:

- Мне не нужно никому звонить.

И смолкла. Не пускаться же сейчас в долгие и путаные объяснения всех своих жизненных обстоятельств? Не время и не место!..

• Прекрасно, - подвел итог Олег.

***

Он не сел в позу лотоса или какую-нибудь другую позу, предназначенную для медитации. Просто, когда бабушка ушла, лег на кровать в своей комнате –прямо на покрывала, одетый, закрыл глаза и замолчал.

Я, чтобы не мешать ему готовиться, тихонечко вернулась в зал и устроилась с ногами в глубоком кресле. Нереальность происходящего успокаивала. Так не бывает? Значит, нечего и волноваться!

Я уже, было, начала задремывать, когда Олег появился в дверях.

Внешне особых перемен в нем не наблюдалось, кроме того что камуфляжная рубаха сменилась элегантным костюмчиком. С первого взгляда напоминает джинсовый, а присмотришься – ого! Почти парадно-выходной фрак!

Я решила уточнить:

- Подготовка прошла успешно?

- Вполне, - коротко ответил он и сел переобуваться в уличные кроссовки.

Сладко потянувшись, я выпрыгнула из кресла, вышла в прихожую. Мне стало даже весело.

- “Раз пошли на дело”… - затянула я самую подходящую песню из вспомнившихся, но, встретив спокойный взгляд Олега, смолкла.

Вот умеет он затыкать одним взглядом! Маленький-маленький, а удаленький…

И все-таки заткнуть меня насовсем оказалось не просто. В лифте, когда мы спускались, я, продолжая находиться в веселом расположении духа, поинтересовалась:

- Что это за фенечка у тебя на шее?

- Гривна.

- Да ты гонишь! – рассмеялась я. – Гривна – это денежная единица Украины! А у тебя в лучшем случае ошейник.

Тут я, конечно, погрешила против истины. Назвать простым ошейником ту фантастическую фенечку, что окольцовывала шею Олега, было кощунством.

Эта полоска ткани – одновременно и темная, и яркая, посверкивающая - была какой-то почти живой. Будто теплая змеюка уютно устроилась над худенькими мальчишескими ключицами – спящая, но готовая проснуться в любой момент. Очень плоская змея. Ленточной какой-то породы. И излишне металлизированная. Сотканная из тысяч тончайших электрических проводков, по которым, казалось, ежесекундно проскакивали голубые искорки-молнии.

- Гривны бывают разные, - сообщил Олег. – Это – шейная гривна. Вот пястные гривны, - он подтянул рукава сначала на одной руке, потом на второй, обнажая тонкие запястья, схваченные такими же неуловимо огненными ленточками-обручами. – А на ногах – ножные гривны.

- Поня-атно… - протянула я, хотя ничего понятного не наблюдалось. – А зачем они?

- Не знаю, - честно сказал малыш, подняв на меня глаза. – Я им кое-какое применение нашел, но, думаю, это такая мелочь по сравнению с их возможностями…

- А я думала – они для красоты.

- И для этого тоже, - сдержанно ответил Олег.

Такси удалось поймать почти сразу.

- Далеко… - вздохнул водитель, услышав адрес.

- Сколько? – спросила я в ответ. И против названной цены не возразила.

Мы сели на заднее сидение.

Уже выруливая на дорогу, водитель обернулся:

- А деньги-то у вас есть?

Я показала ему два полтинника, позаимствованные у Олега. Водитель кивнул и на том успокоился.

- А что там, по этому адресу? – шепотом поинтересовалась я. Поздновато конечно спохватилась, но лучше поздно, чем никогда.

- В базе данных значится бильярдный клуб “Эльдорадо”, - просветил Олег. – А что окажется на самом деле – узнаем.

Меня даже пот прошиб – так отчаянно захотелось вдруг смыться из машины и спрятаться, забыть обо всем, что произошло сегодня… А еще лучше – сделать вид, что этого и вовсе не было! Ведь даже в страшном сне не придумать такого: двое малолеток (я сама вполне еще за малолетку сойду) несутся в ночь – сами не зная куда. Чтоб найти – сами не знают кого. И убить – неизвестно как.

А может оно и лучше? Погуляем немного, не найдем ни “Эльдорадо”, не Виктора Ивановича – да и вернемся. Спрячемся себе в Александровке…

Машина затормозила, водитель выжидательно обернулся.

Хлопнула дверца с другой стороны – вышел Олег. Машина дала по газам и с воем унеслась прочь.

Вообще-то я знала этот район. Как не знать? Позади вот этой высокой сплошной стены располагалось военное училище. И одноклассница, Зинка Катигорох (фамилия такая), водила как-то меня сюда. Под окна курсантской казармы. Была у нее в прошлом году любовь с одним курсантиком. Правда, кроме секса ничего путного из той любви не вышло…

Вон, справа, окошки казармы светятся. Только никакого бильярдного клуба я здесь не знаю.

Мимо, по проезжей части, почти неслышно просвистела дорогая иномарка.

- Туда, - тронул за рукав Олег, и мы направились вслед за красными огнями иномарки. Которые резко притормозили как раз под курсантскими окнами – там, где мы с Зинкой прогуливались в свое время.

Да, меньше года прошло, а какие изменения! В стене казармы оказалась огромная стеклянная дверь. К ней было пристроено шикарное мраморное крылечко с навесом, по бокам сверкали чистотой невероятных размеров окна-витрины. Правда, занавешенные такой плотной тканью и столь тщательно, что даже щелочки не оставалось. И увидеть с улицы что там, внутри, не имелось никакой возможности.

“Эльдорадо” - подмигивала лихая светящаяся вывеска с пальмами и пенистым бокалом на тонкой ножке.

- Хорошо курсантики гуляют теперь! – нервно хохотнула я.

Впрочем, курсантиками около заведения и не пахло. От стада иномарок со слепыми, круто затонированными стеклами, воняло дурными бешеными деньгами. От качков-охранников – опасностью. От закрытых и почти сплошь темных казарменных окон, тоскливыми рядами тянущихся на втором и третьем этажах над сияющей вывеской – боязливой покорностью.

- Ничему не удивляйся, - негромко предупредил Олег. – И не мешай мне. Что бы со мной не случилось!

- А помогать?

- Это ты вряд ли сможешь. Главное – не мешай. И не хватайся за меня, как бы я не изменился.

- А как ты можешь измениться?

- Еще не знаю. Не планировал. Разберемся по ходу дела.

Охранников у дверей было двое. Пока что они в нашу сторону еще даже и не смотрели, но я поежилась.

Олег, не замедляя шага, полез в карман. Я скосила глаза – в каждом его кулаке тускло блеснуло по кастету. Фи, и с этими игрушками он собирается нападать на “Эльдорадо”?

- Не кричи и не паникуй, - еще раз попросил малыш.

Но когда он лишился рук, я и не смогла закричать – вопль застрял в горле.

Такого я не видела даже в фильмах ужаса: его руки вдруг точно ножом срезало. Вместе с рукавами пиджака и рубашки. А вместо рук теперь зияли аккуратно вырезанные дыры, через которые было прекрасно видно все, чем заканчиваются плечи Олега: обрубками. Красным мясом из которого торчат белые, будто сахарные, косточки.

Беззвучно открывая рот, я принялась размахивать своими непослушными верхними конечностями. Я пыталась указать Олегу, что он утратил некоторые части своего организма... Привлечь его внимание к этому факту... Мне казалось это очень важным – особенно теперь, когда нам предстояло сражаться с целым бильярдным клубом! Ведь вместе с олеговыми руками исчезли и кастеты – наше единственное оружие!

По-моему, это было какое-то временное умопомешательство – надо же было вдруг, в этот ужасный момент, так озаботиться судьбой каких-то кастетов...

Однако, пацан не обратил никакого внимания на мою попытку объясниться с ним языком жестов. Пристально глядя в сторону освещенного крыльца, он несколько раз качнул безруким туловищем. Можно было бы подумать, что он пару раз резко ударил кулаками. Если бы у него были кулаки. А не кровавые дыры на пиджаке.

Мне стало совсем дурно и, пожалуй, даже бы могло стошнить, если бы все так же незаметно не вернулось на свое место – и олеговы кулаки с кастетами, и даже пиджачные рукава. Все это восстановилось прямо на моих глазах - просто появившись из ниоткуда на положенных местах.

- А-а?.. – прокаркала я пересохшим горлом.

Почему-то хотелось поинтересоваться у своего спутника: а где же кровь? Это показалось вдруг очень важным: ведь из обрубков рук должна хлестать кровь! Ведь она будет вытекать даже в том случае, если отрубленное сразу же приставить на место – быстрые черные струйки должны намочить разрезанные рукава пиджака…

Кстати, а где следы разреза на пиджаке?

Нет, я так не согласна! Если уж пошло членовредительство, так давайте его на полную катушку! И нечего делать вид, будто ничего не произошло и не случилось! Я же видела – собственными глазами! – кровавые раны. Зачем мне теперь демонстрировать целехонькую одежду?

Поняв, что со мной не договоришься, Олег молча указал в сторону огней “Эльдорадо”.

Как дура, я покорно повернула голову в указанном направлении и сначала ничего особенного не заметила. А потом удивилась: куда подевались охранники?

Поскольку крыльцо было ярко освещено, мое удивление длилось недолго: да вот же они лежат! Раскинулись на блестящих мраморных ступеньках и отдыхают.

- Эй-эй, Вано, дарагой! Что случилось? – раздался озабоченный выкрик со стороны стада иномарок.

И не один. К нему присоединились другие голоса, зачавкали открываемые дверцы машин.

Водители! Ну конечно! Два охранника на виду – это хорошо, но ведь в каждой машине за тонированными стеклами как минимум еще по одному водителю. А кто поручится, что там не сидят и еще какие-нибудь головорезы, поджидая своих боссов?

Ой, как не славно!

Я в панике обернулась к Олежке. Собиралась поделиться с ним этим своим наблюдением. Но поделиться не удалось. Он был очень занят – доставал из кармана зажигалку.

“Ты еще и куришь?” – хотела возмутиться я, но не успела. Повторился знакомый тошнотворный фокус – у пацана опять исчезла рука. На этот раз только одна – правая. И снова обнажился надрез на плече, из которого буквально перло мясо с костями. Как на витрине в мясном павильоне.

И раз наши потери ограничилось только одной конечностью, то я даже успокоилась. Чего, собственно, волноваться? Ведь левая рука с зажатым в кулаке кастетом была еще при Олеге!

Логика странная. Тем более, что я уже наблюдала давече волшебное восстановление олеговых рук. Но, видимо, мое тихое умопомешательство все еще продолжалось, потому что спокойствие и надежду в меня вселило именно наличие кастета. Мои истощенные переживаниями мозги цеплялись за этот чертов кастет, как за последнюю надежную вещь в этом сумасшедшем мире, прибежище хоть какого-то порядка…

Зазвенело разбитое стекло – раз, второй.

Я вновь отвлеклась на иномарки. И как раз вовремя, чтобы заметить всполохи пламени, возникшие вдруг в салонах парочки особенно громоздких и дорогих машин.

- Вай, вай! – разноголосо запричитала людская толпа.

И отхлынула от мраморного крыльца, на котором отдыхали охранники “Эльдорадо”.

Да уж, когда горят собственные машины, то к чужому крыльцу интерес невольно теряется…

Это ценное наблюдение пополнило копилку моей мудрости. И даже как-то утешило меня. Тем более, что при повторном взгляде на Олега я подметила: его правая рука снова на месте. И пиджачок-то – опять целехонек! “Чудеса и диковинки – передай дальше!”

Иномарочное стадо заверещало клаксонами, застучало закрываемыми дверцами. “Горим, горим!” - кричали одни. А другие спешили смотаться от пляшущих рядом языков пламени – подальше, подальше! Тем более, что сделать это оказалось вовсе не так уж просто. Машины были запаркованы плотно, впритык друг к другу, и разъехаться в охватившей механическое стадо панике никому не удавалось.

Зашипели огнетушители, полились пенные струи – да куда там! Пламя вздымалось все выше. Вот уже заухали, лопаясь роскошные тонированные стекла…

А тут – новая напасть. Машина, которая затыкала выход остальным, и которая смогла, наконец, сдать назад, тоже внезапно запылала.

Я взглянула на Олега – он опять был без руки.

Ой, нет – с рукой! Восстановилась, миленькая, как ни в чем ни бывало!

Я снова посмотрела на загоревшуюся иномарку - ее водитель бросил попытки вырулить на проезжую часть и буквально выкатился вместе с клубами едкого белоснежного дыма из объятого пламенем салона. И свалился на асфальт, кашляя и отплевываясь. Начавшееся было движение машин остановилось. Теперь уж насовсем. Никто больше не пытался уехать на дорогом авто – все спасались бегством на своих двоих. Пешком! Врассыпную!

Бабахнула вторая машина, рассыпая вокруг звезды искр и расшвыривая в разные стороны какие-то пылающие клочья. Прежде чем упасть, все это красиво реяло в ночном воздухе, не спеша опускаться вниз и явно наслаждаясь первым и последним полетом.

- Какой фейерверк! – восхитилась я. – Живут же люди!

То, что именно эту жизнь устроили им сейчас мы, я как-то не приняла во внимание.

Видимо, на этот знатный фейерверк захотела полюбоваться не только я. Стеклянные зашторенные двери “Эльдорадо” распахнулись и оттуда на крылечко повалили серьезные люди.

Не какие-нибудь худые задохлики – нет, каждый, что называется, в теле. Пудов на семь-восемь. И разодеты шикарно. Мне почему-то вспомнился шик той квартиры, где я только что ужинала.

Серьезные люди были обязательно с одним-двумя охранниками. И, разумеется, с сотовыми телефонами в руках. По которым они тут же принялись тыкать мясистыми волосатыми пальчиками.

Еще из распахнутой двери бильярдного клуба высунулась гроздь женских мордашек, но грохот очередного взрыва загнал их обратно. Впрочем, ненадолго – все новые и новые любители и любительницы бильярда появлялись на крыльце, озабоченно размахивали руками. Сбегали вниз по ступенькам. Поднимались наверх. Перед “Эльдорадо” началось какое-то беспорядочное движение, беготня, сутолока.

- Пора, - сказал Олег.

Мы – бочком-бочком – вклинились в возбужденную толпу. А затем и просочились в стеклянные двери.

Холл клуба был небольшим и тоже помпезно-мраморным. Огромная хрустальная люстра заливала его потоками света.

Только мы замешкались, соображая куда двигаться дальше, как нам помог новый взрыв.

Он громыхнул почти рядом с заведением. В широкое стеклянное окно что-то гулко ударило, потом еще и еще.

Не успели мы вместе со всеми отскочить в глубину холла, как стекло не выдержало и лопнуло.

Признаться, я разделяла чувства толпы. Мне тоже захотелось спрятаться в укромное местечко. Или выбраться наружу. Причем, эти противоположные желания посетили меня одновременно. Раздираемая ими, я даже забыла о цели нашего визита в эту богадельню. А Олег не забыл.

- Пойдем, - дернул он меня за руку, указывая глазами на неприметного мужчину средних лет, который торопливо скрывался в боковом служебном коридорчике. Немного прихрамывая и потому опираясь на трость.

В узком полутемном коридорчике, где по стенкам темнело множество дверей и витал неистребимый дух казармы-общежития, Олег окликнул его:

- Виктор Иванович!

Мужчина вздрогнул и оглянулся. Увиденное настолько поразило его, что он выругался, стукнув палкой об пол:

- Какого черта! Ты как здесь оказался?

- Так вот вы какой, Виктор Иванович, - вздохнул Олег.

И я не могла не согласиться с пацаном. На мафиози Виктор Иванович никак не тянул. Он был совсем даже не страшный. И даже как бы почти интеллигентный – не зря олегова бабушка на его внешность купилась.

Виктор Иванович, похоже, хотел нам что-то ответить. Но передумал. И вдруг заорал:

- Мамонт, Чопик! Сюда!

Одна из замызганных боковых дверей распахнулась, и в потоке яркого света, рванувшегося из освещенного прямоугольника, в коридор ввалилась колоритная парочка: широкоплечий приземистый бугай со взглядом исподлобья и длинный нескладный парень, тупо моргавший белесыми ресницами бессмысленных, слишком близко посаженных оловянных глаз.

- Взять! – скомандовал милейший Виктор Иванович, и дебильноватая парочка, не задавая вопросов и вообще не произнося ни звука, кинулась на нас.

Я-то была бы для них легкой добычей, но Олег оказался проворней. Прихватив меня за локоть, он рванулся в ближайшую из дверей. Которая, по счастью, оказалась незапертой.

Я с тоской обернулась на зарешеченное оконце – через такое не выберешься. А дверь была хоть и удивительно крепка для дверей подобного рода, но долго рассчитывать на ее крепость не приходилось. Куча хлама на полу, кособокие хлипкие тумбочки, штабелем сложенные у стены тоже вряд ли могли нам помочь.

И Олег казался раздосадованным. Но, похоже вовсе не тем, что я. Он и не думал о бегстве.

- Как неудачно получилось, - прошипел он сквозь зубы. – Придется убивать всех троих. И все из-за меня. Неправильно я начал… Неудачный экспромт получился. Хвастливый и ненужный. Экспропромты хороши если они тщательно подготовлены… А мы сунулись сюда… Эх, вообще не стоило устраивать этих взрывов… Просто надо было тихо подойти, попросить охранников у входа вызвать Виктора Ивановича, и как только я его увидел бы – сразу и убил бы. Одного его только…

- Ага… - дрожа всем телом подтвердила я. – Стали бы охранники с тобой разговаривать, как же! И Виктор Иванович – вышел бы он к тебе, держи карман шире!..

В дверь громыхнули чем-то тяжелым, и в ее середине вспучилось подобие горного хребта.

- И все-таки жаль, - горько сказал Олег.

Отвернулся и замер. Он-то и до этого не бегал особенно по комнате, но тут замер как-то совсем по-особенному.

В дверь стукнули опять. Но не как в прошлый раз, не тараня, а будто толкнув ее для пробы. Почти нечаянно.

И наступила тишина.

Приглушенно, издалека слышались крики людей, взрывы, вой пожарных сирен, а в нашем коридорчике разлилась благодать покоя.

- Что, все? Убил? – поинтересовалась я.

Олег кивнул, не двигаясь с места.

Я подкралась к искалеченной двери, щелкнула замком, отодвинула шпингалет и попыталась приоткрыть. Очень уж хотелось, заглянув в коридор, увидеть, что враги не смогут теперь причинить нам никакого вреда.

Только дверь не поддалась.

Я толкнула сильнее. Увы, она была приперта снаружи. Чем-то мягким, позволяющим лишь едва подвинуть ее, но только совсем чуть-чуть – так, что через образующуюся щелочку ничего разглядеть было невозможно.

- Нас заперли? – удивилась я.

- Не думаю, - качнул головой Олег.

Я даже разозлилась его бесконечному спокойствию.

- А ты подумай! Может полегчает?

Он глянул на меня так пристально, что стало неловко за сказанное.

- Но ведь выбираться-то как-нибудь надо?.. – промямлила я.

- Да, конечно, - легко согласился Олег и сделал то, чего я в этой ситуации меньше всего от него ожидала. Подошел к двери, осторожно постучался костяшками пальцев и вежливо попросил. – Вы не могли бы отодвинуться? А то мы не можем выйти.

- С кем ты разговариваешь? – спросила я озабоченно.

- Не знаю, - вздохнул Олег.

Но с той стороны двери уже послышалось шевеление и растерянный голос произнес:

- Извините пожалуйста, подождите секундочку, я поднимусь.

После чего дверь сама распахнулась, и на пороге я увидела Мамонта. Или Чопика. Я ведь не знала, кто из них кто! Сейчас на нас исподлобья смотрел приземистый бугай с бритой головой. Невредимый, живой и здоровый.

Я взвизгнула и отпрыгнула назад – прямо на кучу пыльного хлама. При этом я, естественно, споткнулась и непременно упала бы если б меня вовремя не поддержали под локотки. С одной стороны - Олег, с другой - бритоголовый бугай. Быстрые какие.

- Вы не ушиблись, девушка? – сочувственно спросил бугай.

- Надо поблагодарить человека, - негромко подсказал Олег.

- Спасибо, - сказала я ошеломленно.

- Теперь можно идти, - удовлетворенно сообщил Олег. – Пойдем, - и видя, что я никак не могу стронуться с места, озабоченно уточнил. - Ты сможешь идти сама?

- Смогу, - храбро заявила я. – А вот он?..

- Он останется, - успокоил Олег.

- Да? – засомневалась я.

- Да, - безапелляционно отрезал Олег.

Мы вышли в коридор. Бугай, и правда, остался в комнате. Я оглянулась – он стоял столбом на прежнем месте и оглядывался вокруг с бо-о-ольшим интересом. Что уж так могло его заинтересовать в захламленной комнатенке – ума не приложу!

А в коридоре меня ожидал новый сюрприз – в виде Виктора Ивановича и второго его верного пса. Чопика? Мамонта? В общем, того, который подлиннее.

Я дернулась, но Олег крепко держал меня за локоть. В молчании мы прошествовали мимо сладкой парочки. Те не сделали ни малейшей попытки нас остановить. Только проводили удивленными взглядами.

Я шла очень торопливо, а вообще-то желала бы перейти на бег. Но на мне висел Олег, удерживая изо всех сил.

- Не торопись, все кончено, - наконец попросил он.

- Но ты же обещал их убить! – прошипела я.

- Они убиты, - с тяжелым вздохом сказал Олег.

- Да? А кто это там стоит? – язвительно поинтересовалась я, оглядываясь.

Виктор Иванович и его Чопик (или Мамонт?) находились на прежнем месте. На нас они уже не смотрели, а заинтересованно оглядывались, живо напомнив мне бугая, оставшегося в комнате.

- Это стоят совсем другие люди, - хмуро пояснил Олег.

- А ты ничего не путаешь? Может, тебе все еще кажется, что ты играешь в вашу толкиенистскую ролевую игру? В которой убитые спокойно поднимаются и сами отправляются в “мертвятник”?

Олег остановился и развернул меня лицом к себе.

- Извини, Елена, я не смогу тебе сейчас все объяснить – у нас на это нет времени. Но поверь: все кончилось. Виктора Ивановича и его подручных больше нет. Теперь у нас одна задача – выйти отсюда так же незаметно, как пришли.

- Это мы-то незаметно пришли? – поразилась я. – А взрывы, пожары? Мне показалось, что именно ты к ним руку приложил! – и я поежилась вспоминая мясницкие детали этого рукоприкладства. – Кстати, фокусы с оторванными руками тоже постарайся мне объяснить. Как-нибудь на досуге. А то я, боюсь, плохо спать буду, вспоминая их.

- Приложил, - коротко ответил Олег. – Объясню. Но не сейчас. Все, что могло взрываться и гореть, уже сделало это. Шумового прикрытия у нас больше нет. Поэтому нам и нелегко будет выбраться.

Через холл споро проскочила стайка девиц, у каждой в руках набитые сумки, из которых чуть ли не вываливались яркие тряпки. Девицы выскакивали со стороны парадной мраморной лестницы, ведущей в подвальный этаж. Местные танцовщицы? Уносят свои артистические костюмы? Пожалуй. Заведение не скоро оправится от погрома и скандала. Если оправится вообще. Потому и танцев пока не предвидится.

Я потянула Олега обратно в боковой коридорчик и сказала:

- А ведь долго здесь не постоишь. Или охрана заглянет, или троица твоих “убитых” вылезет на свет божий. Обидно будет если в итоге нас здесь и захватят… У тебя, случайно, нет шапки-невидимки в рукаве, чтобы все-таки выйти незамеченными?

Олег внимательно на меня посмотрел:

- Это идея. Шапки-невидимки нет. Но имеется очень черное покрытие.

- Как в мультфильме? Был такой мультфильм - “Черный плащ”.

- Не совсем плащ. Больше напоминает скафандр.

- У тебя с собой скафандр? – уважительно хмыкнула я. – И где ж он?

- Вот, - Олег поднял к моим глазам свое тонкое запястье. – В гривне.

- Шутишь? – с надеждой сказала я. После всех сегодняшних чудес я готова была поверить и в эту чушь.

Он отрицательно мотнул головой:

- Не шучу. Но трудность в другом. Это мои гривны. Я мог бы попробовать с тобой поделиться одной из них. И даже научил бы нескольким самым простым способам управления. Но это МОИ (он выделил это слово) гривны. Передать их тебе не сложно. Но сможешь ли ты…

- Что, что? – поторопила я. Так вдруг захотелось получить одну из его таинственных фенечек и поучаствовать в этой сказке на равных с Олегом. – Что смогу? Надеть?

- Выжить… - вздохнул Олег. – Ты даже не представляешь, как это опасно – взять чужую гривну…

- А зачем тогда предлагал? Нечего было и разговор заводить…

Олег помолчал. Погладил свою пястную фенечку – ласково, нежно. Сказал проникновенно:

- Понимаешь, шанс есть. Именно для тебя. Мы с тобой так связаны…

- Связаны? – я не удержалась от улыбки. – Чем это мы связаны, малыш?

Он посмотрел очень серьезно и произнес твердо, без всяких сомнений:

- Мы предназначены друг для друга.

- Что-о-о? Ты сегодня явно переутомился. Пора в постельку и баинькать!

- На самом деле все сложнее, но мне трудно пока по-другому объяснить. Вопрос сейчас в другом: хватит ли этой нашей связи, чтоб моя гривна хоть недолго потерпела тебя? И даже помогла?

- И какой ответ на вопрос?

- Давай попробуем. Вот эта моя пястная гривна больше других тебе симпатизирует. Если что не так – не кричи и не делай резких движений. Я попытаюсь ее быстро снять.

- А что должно быть не так? Ты хоть предупреди чего бояться!

- Не знаю, - честно признался Олег. – Но, думаю, мы оба это заметим.

- Как интересно! – я покачала головой. – Заинтриговал! Давай сюда гривну!

- Не так сразу. Сначала я ее должен уговорить. Упросить. Ведь ей предстоит расстаться со мной на некоторое время.

Он подтянул левый рукав повыше и принялся колдовать. Сначала охватил запястье вместе с гривной ладошкой. Сжал. Помассировал. Потом погладил большим пальцем правой руки искристую полоску со стороны ладони. Потом – мизинцем – с противоположной стороны. Провел ногтем несколько раз вдоль ее переливающихся нитей. Снова охватил всей ладонью.

Я смотрела на эти манипуляции с улыбкой. До тех самых пор, пока не заметила бисеринки пота, проступившие на его лбу. При том что особой жары вокруг уже не было. Глубокая ночь оказалась приятно свежей и прохладной. Неужто пальчиком поводить – это такой адский труд, что пот прошибает?

- Готово, - чуть осипшим голосом сообщил Олег. – Вот.

Гривна была снята. Она лежала на его маленькой ладони обмякшая, потускневшая – просто старая черная ленточка. Невероятно растянутая от долгого употребления – длиной с небольшой поясок. Как это она была совсем недавно сжата до размеров тонкого олегова запястья?

- Теперь самое сложное, - порадовал он. – И опасное. Держи. Только, пожалуйста, будь ласкова с ней. Это необходимо для твоей же безопасности.

Я забрала фенечку, расправила ее обвисшую петлю чтобы надеть на руку.

- Осторожно! – взмолился Олег. Он был бледен и напряжен. – Не сразу… Пусть она хоть немного привыкнет к тебе! Просто положи ее себе на правое запястье, не надевая, и подержи так.

- Но у тебя она была на левой руке!

- Да. А у тебя должна быть на правой. Если, конечно, все пройдет удачно и она примет тебя. Хотя бы на некоторое время.

- Какие сложности при нашей бедности, - проворчала я, но послушалась.

Повесила, не надевая, ее на правую руку. И даже погладила, подражая олеговым пассам.

Это оказалось на удивление приятно. От гривны исходило мягкое тепло. Наверно, нагрелась на запястье Олега. И еще она была чуть скользкая на ощупь – как хороший шелк. Забавная фенечка.

- Можно уже?

- Может, чем советы давать – поможешь сделать как надо?

- Нет, нельзя. Лучше не рисковать. Была бы она твоя – еще туда-сюда. А она моя, я же объяснял. Не нужно, чтобы она чувствовала меня лишний раз. Попробуй все-таки сама надеть…

Я пожала плечами, осторожно, двумя пальцами, подняла гривну и вздрогнула от голоса, раздавшегося над ухом:

- Извините, а что вы делаете?

Позади нас стоял давешний бугай, цепной пес Виктора Ивановича, и с интересом следил за нашими манипуляциями.

Сказать, что я испугалась – значит ничего не сказать. Меня как будто кипятком обдали. Ледяным. От которого сердце ухнуло вниз, и дыхание перехватило.

Как в тумане я услышала вежливый голос Олега:

- Мы играем. Это такая игра. Она вам будет не интересна.

- А-а, - разочарованно протянул бугай. – Спасибо за объяснение. Извините еще раз, что прервал вашу игру. Но мне показалось, что вы на меня не обидитесь за это. Ведь девушка такая доброжелательная, она сказала мне: “Спасибо”, когда я поддержал ее. Ну тогда, когда она чуть не упала…

Олег мягко, но решительно прервал его:

- Мы не обиделись. Вы можете идти.

- Да, конечно… - кивнул бугай, улыбнулся (отчего его рожа с маленькими, близко посаженными глазенками не стала краше) и осторожно, по-над стеночкой, протиснулся мимо нас.

- Он же идет в холл… - с ужасом констатировала я.

Олег пожал плечами:

- Ну и что? Он здесь работал, все те, которые сейчас находятся в холле, наверняка его знают и помогут ему.

- Ты не понимаешь… - простонала я. – Он же нас выдаст! Сейчас сюда примчится орава этих охранников…

- Не думаю… Прости, тебе не нравится, когда я говорю “не думаю”, но сейчас я просто уверен – ничего подобного не случится.

- Здравствуйте, - прозвучал из холла негромкий голос бугая. Видимо, он приветствовал присутствующих.

Странно, что он с ними здоровается. Неужели сегодня не виделись? Или Олег ошибся, и бугай здесь – случайное лицо?

- Мамонт, ты живой?

- Ты че – с горшка упал?

- Где шеф?

Сразу несколько голосов откликнулись на приветствие Мамонта (значит, его все-таки именно так зовут). Голоса были удивленные, злые – да что там, судя по голосам, камуфляжные охранники находились на грани истерики. Только не бабской истерики, а мужицкой. И неизвестно еще, какая хуже. Правда, и охранников можно понять: не каждый день садишься в такую лужу. Ведь именно их обязанностью было не допустить того разгрома, что случился в “Эльдорадо”!

- Простите, я не совсем понял, - заинтересованно сообщил Мамонт. – Что значит “с горшка”? Кто такой “шеф”, и почему вы назвали меня “Мамонт”?

Последовавшая изумленная пауза не предвещала ничего хорошего.

- Ах ты, гнида! – наконец взорвались эмоциями высокие, яростные голоса. – Ты где отсиживался? Он еще изгаляется! А по харе?..

- Нам надо спешить, - напомнил Олег. – Похоже, еще немного и дойдет до мордобоя. Подходящий момент, чтобы попытаться выбраться.

Я представила, как камуфляжные начинают мутузить своего Мамонта, но от этой картины мне почему-то не стало весело, а наоборот – грустно. И даже жалко этого странного, неестественно вежливого Мамонта. Вот уж девичья сентиментальность! Совсем недавно он готов был меня убить, а теперь мне его жалко…

Тряхнув головой, я прогнала наваждение и опустила взгляд на гривну, зажатую в пальцах.

Но наваждение так до конца и не рассеялось. Гривну мне тоже почему-то стало жаль. Она висела безвольная, расслабленная, померкшая. Так и хотелось приголубить ее, погладить, согреть…

- Ну иди сюда… - придурковато пробормотала я и осторожно ввела ладонь в ее петлю.

И гривна тотчас ожила. Вздрогнула, напружинилась, как-то вся подтянулась и с коротким свистом обвила запястье. В воздухе повеяло грозовым ветерком, черно-искристая фенечка тугой змеей сомкнулась на руке – не больно, но плотно. Я даже присмотрелась – и действительно, никакого зазора между ней и кожей! Резиновая она, что ли?

Но только я попыталась поддеть ее ногтем, чтобы проверить как плотно гривна меня зажала, как услышала свирепый шепот Олега:

- Стой! С ума сошла! Не трогай! Ни в коем случае!

Я с недоумением посмотрела на него.

Он был рассержен, бледен, но кривил губы в улыбке:

- Получилось! Елена, я был прав! Видишь, насколько мы с тобой близки! Она тебя приняла! Только не раздражай ее, не серди… Нам бы выбраться отсюда, а потом уж я избавлю тебя от нее…

- Но я не хочу избавляться! – возмутилась я. Надо же – столько трудов, столько волнений – и вдруг избавляться! – И вообще, подарки не принято забирать обратно.

- Это не подарок, - мотнул стриженой головой Олег. – Гривну невозможно подарить. Не будем спорить. Давай, я поскорее покажу как надевается скафандр – и уберемся отсюда!

- Елена, сосредоточься. И слушай внимательно. Сначала надо выдохнуть. Выдохни. Еще, еще! Выдохни как можно сильнее! До потемнения в глазах! А теперь представь, что ты навсегда лишилась воздуха. Тебя здесь нет, ты в безвоздушном пространстве. В космосе! Вокруг ледяной холод, ты задыхаешься, легкие рвутся, голова лопается!..

“Какая бредятина!” – в отчаянии подумала я. Я действительно задыхалась и мне совсем не нравился черный ледяной космос. В глазах у меня потемнело и только безжалостные искры далеких звезд заглядывали в зрачки. Стало одиноко и печально. Как перед смертью.

А потом вдруг – весело и тепло. И совсем не душно. Я все еще сдерживала себя, чтобы не начать дышать, но уже можно было и расслабиться. Дышать не было необходимости. Зачем? Мне и так было хорошо. Я не понимала, как обхожусь без дыхания – но обхожусь ведь! Странно. И приятно. Зачем же я раньше столько сил тратила на это никчемное засасывание воздуха в свои легкие? Ежеминутно, день за днем! А ведь потом его еще приходилось и обратно выпускать – страшно вспомнить сколько маяты! Слава богу, что эти хлопоты кончились…

Я тихонько рассмеялась.

- Теперь точно получилось! - констатировал приятный мужской голос рядом. – Ты в скафандре.

Повернув голову, я увидела, что говорит это Олег. Но куда делся его мальчишеский дискант? Голос был чистый, молодой – и вполне зрелый. Казалось, что слова произносит парень лет двадцати пяти.

- Как ты повзрослел… - констатировала я с улыбкой.

- Подожди, я тебя не слышу, - чуть виновато произнес Олег все тем же взрослым голосом. – Сейчас…

Он поднял взгляд к потолку, на секунду вроде бы задумался – и исчез.

- Олег? – позвала я удивленно.

- Да.

- Ты где?

- Здесь.

Он отступил на шаг, в полоску рассеянного света, пробивающегося в коридор из холла через неплотно прикрытую Мамонтом дверь, и я увидела. На фоне серой стены. Иссиня-черный, ртутно отблескивающий силуэт маленького мальчика.

- Нравится скафандр? – раздался взрослый голос Олега

- Это он и есть? Ничего.

Мне было неловко признаться, что я Олега почти не вижу. Впрочем, кажется именно для этого мы и затеялись с гривной. Чтобы стать невидимыми.

- А я тоже в скафандре?

- Тоже. Можешь посмотреть. Подними руку.

О, этому голосу так сладко было подчиняться!

Я послушно подняла ладонь к глазам. И сначала ничего не увидела. Текучая ртутная чернота почти растворила очертания моей руки. Я вновь хихикнула.

- Какая я смешная! И ты смешной. Но только… Как же так? Это в темноте мы почти невидимы. А стоит выйти в освещенный холл – нас сразу заметят! Еще бы таких чудищ не заметить!..

- Выключим свет? – восхитилась я.

- Можно бы и так, но долго искать выключатели. Поэтому просто разобьем люстру.

- Долго бить придется, - весело возразила я. – Она большая. У тебя камней не хватит кидать в нее.

- Зачем кидать? Ты ведь уже видела – я могу кое-что сделать и на расстоянии. А бить не стоит, ты права. Достаточно просто перерезать провод.

- Хулиган, - хихикнула я.

- Спасибо. А у тебя в скафандре изменился голос.

- Стал хуже?

- Ласковее.

- У тебя тоже изменился.

- И в какую сторону?

- Стал взрослым. Молодым, но взрослым.

- Наверно таким меня воспринимают мои гривны.

- Значит, ты их обманываешь?

- Их невозможно обмануть. Они смотрят в глубину. Может быть на молекулярный уровень. Или даже на атомарный. Идем?

- Добивать бильярдный клуб? Бедняжка “Эльдорадо”!

- А нечего было с нами связываться! Сами виноваты!

По-моему, Олег улыбался. За чернотой скафандра ничего нельзя было разобрать, но я будто кожей чувствовала смеющийся изгиб его губ.

- Ты опять оторвешь себе руку?

- Если нужно для дела – придется оторвать!

И я весело засмеялась в ответ. Мне было так легко и свободно! И непреодолимых препятствий в мире просто не существовало!

Через щелочку мы заглянули в холл.

Там стоял Мамонт. Посередине. И виновато улыбался. А вокруг него шла дикая ругань.

- Странно. Мордобоя так до сих пор и нет… - удивился Олег. – Что ж, устроим им “темную”.

Никто не обратил внимания, но я-то знала куда смотреть. Над люстрой, под самым потолком материализовалась черная ртутная рука, чем-то чиркнула – раз, другой. И настала тьма.

- Что за… - возмутились камуфляжные.

И тут со стороны лестницы раздался дикий визг девиц. Стало шумно, суматошно.

- Выходим, - спокойно сообщил Олег.

Была одна заковыка. Свет фонарей на улице. Хоть и далекий, призрачный, но все-таки. Оставалась надежда только на продолжающийся визг. Сейчас, по идее, все мужики таращатся в противоположную от выхода сторону – на невидимую лестницу. А нас все-таки не заметят.

Когда мы выскальзывали в проем разбитой двери, кто-то из охранников догадался достать фонарик. Резкий луч задергался по холлу, высвечивая распахнутые рты орущих девиц, но нам это было уже неинтересно.

Добежав до угла, мы юркнули в темную, пустую подворотню.

- И чего они принялись визжать? – подивилась я, имея в виду девиц. – Темноты боятся, что ли?

- А я их щекотал, - спокойно сообщил Олег.

- Надеюсь, не под юбками?

- Эх, какая идея осталась нереализованной! – с горьким сожалением развел он руками (теперь обе имелись в наличии).

- Я тебе дам “идея”! – смеясь, замахнулась я на него. - Развратник нашелся!

А Олег (уже серьезным тоном) сказал:

- Можно снимать скафандр.

- Жаль. Мне в нем так понравилось…

- Надо.

- Ты первый.

- Тогда ты можешь не услышать моих советов. И останешься в скафандре.

- Ну и прекрасно!

- Не очень. Как только гривне разонравится играться с тобой, скафандр превратится… Не знаю во что. Может, в камеру пыток, может просто в саркофаг.

- Запугал. Ну тогда советуй, советчик!

- Все опять должно происходить в твоей голове. Представь: тебе хорошо…

- Мне и так хорошо.

- Нет, по-другому. Ты дышишь полной грудью. Солнечный морской берег. Ветер наполняет легкие соленым вкусным воздухом. Тебе хочется дышать и дышать! Сбросить все, бежать навстречу прибою. Представь, что ты голая. Нагая. Прекрасная как богиня. Ты хочешь, чтобы все видели твою наготу, любовались ею. Любые прекрасные платья – ничто по сравнению с твоим дивным телом. Просто лохмотья! И ты срываешь ненужные тряпки!..

О, этот голос умел убеждать! Но почему он смолк? Мне хотелось слушать его и слушать…

Ночной ветерок осторожно пошевелил подол на коленях. Черный скафандр исчез. Я стояла – вполне обыкновенная девчонка, вовсе не богиня. И не нагая – к счастью. Я дышала. Опять. В общем-то ничего неприятного в этом не было. Воздух, конечно, не представлял из себя ту искристую смесь морского прибоя и солнечно-радужного ветра, о которой говорил Олег, но был вполне пригоден для дыхания.

- А вот и я, - сообщил высокий мальчишеский голос.

Олег стоял рядом. Пацан-пацаном. И где его двадцать пять лет?

- Ты, кажется, устала. Дыши глубже. И сядь. Не беспокойся о платье, садись прямо на асфальт. И дыши, дыши. Я настолько привык к тебе, что забыл предупредить – ведь у тебя это первый раз…

“Когда это ты успел привыкнуть ко мне?” – хотелось спросить нахального мальчишку. Но даже на это не было ни сил, ни желания.

- Давай-ка снимать гривну, - строго сказал Олег.

- Зачем? – прошептала я. Хоть это бы оставил мне. На память о закончившейся сказке.

- Пора, - озабоченно сообщил он. – Чувствуешь – она уже тебе сильно давит на руку?

“Ничего она не давит!” – хотелось отмахнуться от настырного пацаненка. Но гривна давила. Будто петля на запястье затягивалась. Удавка. И еще она пекла кожу. Жарила. Пылала – только что не потрескивала раскаленной сковородкой.

- М-м… - простонала я.

- Лена, спокойно, - тонким требовательным голосом приказал Олег. – Все нормально. Сейчас я все сделаю как надо!

Конечно, сделает! Ведь он уже склонился над моей рукой и что-то шептал ей. Не руке, конечно – гривне. На что ему моя рука! Он водил по гривне пальцами, ладонью, чуть не целовал тугую гладкую поверхность. Делал какие-то гипнотические пассы… Мне было плохо видно. Слезы, ручьем текущие из глаз, туманили и размывали картинку.

Хотелось крикнуть: ну, пожалуйста, Олежек! Ну скорее… Но сил на крик не оставалось – все они уходили на то, чтобы просто держаться на ногах и не падать...

А потом стало тихо. Совсем. Будто ватой забили уши. Я даже покачала головой, надеясь вытряхнуть затычки из ушей.

Но затычек, конечно, не было. Вдалеке по улице прошумела одинокая ночная машина. Шелестела листвой акация вверху, заглядывая в нашу подворотню. Поскрипывала своими старыми ветками. Но это все было как-то не реально. Не по-настоящему. Настоящие звуки остались в прошлом, когда на мне была гривна. И еще скафандр. А рядом шел изумительный молодой человек. Парень, в которого грех было не влюбиться.

- Вот и хорошо, - внес ясность Олег. – Все неприятности позади. Могло быть и хуже.

Он сидел на корточках рядышком, вглядываясь в мое лицо. И по-прежнему гладил, ласкал гривну. Которая возвратилась уже на его запястье. На свое законное место.