В.К.Шатилов

Я вовсе не предполагал заполучить столько неприятностей, когда открывал массивную деревянную дверь книжной лавки “Литературные вести от Сон Ли”. Дверь на самом деле деревянную - без всякого обмана.

Не могу похвастать, что столь экзотичное занятие, каким является открывание двери вручную, было для меня привычным делом, не вызывающим ровно никаких эмоций, но и священного трепета я уже не испытывал. Ведь я посещал “Литературные вести” в четвертый раз и почти успел свыкнуться с тем волнующим чувством, которое появлялось у каждого, впервые прилагающего физическое усилие, необходимое для надавливания на дверную ручку.

Разумеется, демонстративная экзотичность этого акта – настоящего открывания по-настоящему деревянных дверей - все-таки делала свое дело и подготавливала посетителя “Литературных вестей” к чтению - тоже достаточно необычному занятию, но, как мне кажется, без такой экстравагантности все-таки можно было и обойтись. Приобщение к прошлому - это, разумеется, таинство. Так к нему и надо относится, но все-таки остальные четыре или пять книжных магазинов планеты Земля прекрасно обходились без такого нарочитого архаизма.

Даже здесь, на Земле, которая всегда считалась собранием древностей и раритетов! Так что, уважаемый Сон Ли, это все-таки перебор...

Помнится, именно с такой мыслью я и вошел в помещение выставочно-торгового центра, носившего длинное название “Книжная лавка - Литературные вести от Сон Ли”. И конечно, как всегда, оказался единственным посетителем.

Единственным реальным - не считать же посетителями голографические изображения “читателей”, прохаживающиеся вдоль книжных полок. Это обычный рекламный прием подобных выставочно-торговых центров - чтобы реальные посетители не тосковали, плутая в совершенно пустых помещениях.

Голографические изображения, разумеется, можно было и убрать, но я ни разу не сделал этого - мне тоже не улыбалось остаться в одиночестве среди тысяч и тысяч пластиковых, пластикоидных, пластикоформных и просто пластироидных книжных корешков, каждый из которых скрывал сотни и тысячи страниц с печатными знаками. Среди всех этих бесчисленных миров, оставленных нам их творцами - очень и не очень древними...

Тяжелая дверь мягко чавкнула за спиной, плотно затворяясь, и отрезала шумную зелень цветущего, вечно майского искусственного сада, окружающего книжную лавку Сон Ли. Смолк шелест синтетических ветвей, щебет кибернетических птиц, шорох высококачественной поддельной травы, вокруг узкой песчаной дорожки.

“Читатели”, столь же искусственные, как и цветущий сад, группками и поодиночке, в старинных шелковых кимоно или чуть менее забытых пиджачных парах прогуливались по залу, “приглядывались” к книжным полкам, о чем-то чуть слышно “переговариваясь”, или в задумчивости перелистывая голографические страницы “книг” - “книг” столь же эфемерных, как и сами “читатели”.

А все-таки здесь, в лавке этого Сон Ли, довольно мило. Не зря же я появлялся в ней снова и снова.

Нетерпеливо пройдя сквозь двух-трех “читателей”, быстро тающих от моего прикосновения, я приблизился к давно облюбованной угловой полке и взял книгу, которая дожидалась меня с прошлого раза. Другой рукой я коснулся мягкой кнопочки на полке, чтобы узнать цену.

Пространство справа чуть затуманилось, и проступившая в нем голограмма милой девушки приветливо сообщила:

- Весь комплект четырехтомного собрания Викса Оола - сто семьдесят пять услуг. Желаете отдельные тома?

Однако, недешево. Но, к счастью, хотя бы не подорожало с прошлого моего посещения. День назад я простоял возле этой полки, так и не решившись купить столь полное собрание моего обожаемого Викса Оола. Поэта поэтов. Злого чародея звуков, как его назвал Мамумба в своей последней передаче. Печально, но больше он так его не назовет. Старый Мамумба, наверно последний литературный критик нашего мира, умер полгода назад, пережив поэта поэтов, которого так не любил, всего на несколько месяцев.

И все же - почти двести услуг! Цена на очень большого любителя поэзии Оола. Можно подумать, что у этого четырехтомника переплеты из синергезина. Или страницы из настоящей бумаги.

Я замешкался в последний раз. Но все-таки купил. Подошел к кассовому приемнику, поднес к считывающему глазку свою электронную карточку, подтвердил наименование, цену покупки и адрес доставки. Когда я через десять минут буду в своем коттедже, в моей укромной обители - на двухкилометровой глубине, посреди одного из местных океанов - Оол уже будет меня там ждать.

А уж там, дома, укрытый толстым слоем неподвижных, непроглядно-черных слоев океанической воды - как пологом вечной ночи - я усядусь в кресло, передо мной будет настоящий камин с настоящим, неровно потрескивающим пламенем, и строки, много строк, которые только и ждут прочтения!..

- Уважаемый Сэй Моно! - остановил меня взволнованный возглас, раздавшийся из глубины зала.

Торопливо прорывая эфемерные фигуры голографических “читателей”, ко мне спешил невысокий темноволосый человек.

- Прошу вас, уважаемый Сэй Моно, подождите!

Он слегка запыхался от спешки, и голос его был умоляющим, а призывные взмахи рук, занятых массивным ярко-оранжевым пакетом, забавно-нелепыми.

Я остановился, поджидая.

Поэтому сейчас, услышав, как меня окликает по имени незнакомый молодой человек, я ничуть не смутился и не испугался. Да, он знал мое имя и фамилию, но это свидетельствовало лишь об одном: он хозяин этой книжной лавчонки.

Вернее, как принято говорить на нынешнем приторно-вежливом морально-индифферентном жаргоне - “куратор выставочно-торгового центра” - то есть, сам уважаемый Сон Ли. Собственной персоной. Конечно, мое имя известно ему - ведь у подобных безумно дорогих лавок древностей не так уж много постоянных покупателей. А Сон Ли уже не первый раз отправляет в подводную берлогу купленный мною товар.

Остановившись на расстоянии, приличествующем для беседы, он выпалил:

- Вы ведь Сэй Моно, я не ошибся?

Некоторое время я отдал раздумьям: стоит ли отвечать на его вопрос - или следует повернуться и уйти?

Он напряженно ждал, не пытаясь дальнейшими вопросами повлиять на мое решение.

Поколебавшись, я все же сказал:

- Да, я Сэй Моно. Могу я чем-то вам помочь?

- О, спасибо! - Мой собеседник расплылся в счастливой улыбке. - Уважаемый Сэй Моно, вы согласились со мной побеседовать, вы так добры ко мне! Еще раз - большое спасибо!

Я вежливо поклонился в ответ, ожидая продолжения. Я, конечно, не подозревал, что продолжение будет столь длинным.

- Прошу меня извинить за мою навязчивость, - произнес мой собеседник. - Позвольте представиться: я куратор этого выставочно-торгового центра, Сон Ли. Я видел, как вы во время своего предыдущего посещения выбирали себе книги, я так хотел в этот раз опередить вас и преподнести книги вам в дар, но я опоздал - вы успели расплатиться...

Он поглядел на яркий пакет в своих руках и печально вздохнул.

Мне стало немного жаль молодого человека. Чтобы подбодрить его, я вежливо сказал:

- Уважаемый Сон Ли, позвольте сообщить, что мне очень нравится центр, который вы курируете. Здесь все сделано с большим вкусом и с глубоким уважением к книгам.

Сон Ли с благодарностью поклонился.

- Надеюсь, что все ваши усилия будут вознаграждены, - продолжил я. - Вероятно, уже и теперь достаточно много людей предложили вам свои услуги в ответ на вашу любовь к книгам?

Мой вопрос означал: много ли у тебя покупателей, горе-продавец? Однако в наше время всеобщей щепетильности, когда главной заботой членов людского Сообщества стало опасение чем-либо обидеть или, не дай бог, оскорбить кого-то, в нашу суперщепетильную эпоху, когда даже просто покупка считается бестактностью и поэтому никто ни у кого ничего не покупает, никто никого не нанимает на работу, никто никому не выплачивает зарплату - а все только и делают, что оказывают друг другу услуги - увы, в наше время разговаривать прямо и по существу считается верхом неприличия.

Сон Ли еще раз с благодарностью поклонился, но потом в его живых глазах мелькнула озорная искорка, и он улыбнулся:

- По-правде говоря, уважаемый Сэй Моно, люди вовсе не так щедры на услуги, как бы мне того хотелось. Еще месяцев шесть такого внимания людей к книгам - и мне придется закрыть лавочку.

Он засмеялся своим словам как удачной шутке. Он явно не падал духом.

- К сожалению, другие книжные центры так же пусты, как и мой. Двери там открываются сами, непосредственно в залах установлены кабинки нуль-транспортировки - а результат тот же! Люди все равно не желают читать - хоть ты им пятки щекочи во время чтения. Разве не так?

Застигнутый врасплох его вопросом, я пожал плечами под внимательным взглядом его темно-карих глаз и с улыбкой сказал:

- Не знаю. Я как-то не думал о массаже как способе приохотить людей к чтению. Щекотать пятки? Почему бы и нет. Думаю, многим бы понравилось.

Сон Ли хмыкнул, потом видимо представил, как этот проект будет выглядеть в стадии практической реализации и звонко расхохотался. Этот юноша нравился мне все больше.

Отсмеявшись, Сон Ли покачал головой:

- Нет, ничего уже не поможет. Книга погибла. И это не предположение, это статистический факт. Число читателей уменьшалось уже несколько столетий. Когда быстрее, когда медленнее - но одинаково неумолимо. А на сегодняшний день процесс стал необратимым. Пройдена точка “минимум миниморум” - теперь количество читателей уже невозможно измерить в процентах от всей численности человечества. Потому что речь идет уже не о процентах и даже не о десятитысячных или даже стотысячных долях процента, а о величинах неизмеримо меньших. Положение таково, что я даже не знаю показателя, способного обозначить мизерность количества читателей, оставшихся в галактическом Сообществе. Таких динозавров как вы да я сегодня остались единицы. А это значит, что передать эстафету будет просто некому - завтра читателей уже просто не будет.

Я не знал, что такое “минимум...” - не помню как там дальше, но грустная и искренняя патетика собеседника меня растрогала.

- Ну, ну, уважаемый Сон Ли, - ободряющая улыбка чуть тронула мои губы, - может быть не все так печально. Насколько я помню, грамотность никто не исключал из обязательного мнемонического курса всеобщего гипнопедического обучения. Человечество как было, так и остается поголовно грамотным.

- Формально грамотным! - С горечью поправил меня Сон Ли.

Он неожиданно обернулся и зло выкрикнул в размеренно шевелящуюся и о чем-то бессмысленно переговаривающуюся голографическую толпу в глубине зала:

- Видеть вас не могу! Вас нет! Никого нет! Вы!.. Эх...

И сник. Протяжно вздохнул, жалко улыбнулся и сообщил:

- Видеть не могу, а выключить всю эту иллюзию тоже не решаюсь. Во-первых, боюсь одиночества, а во-вторых - боюсь, что вместе с ними исчезну и я сам... Кажется, что стоит только мне нажать кнопку выключения этого миража - и тут же не станет ни меня, ни этого центра - ничего, что еще напоминает о существовании книг. Только вы способны помочь...

- Я? - Его последнее замечание прозвучало столь неожиданно, что я позволил себе бестактность прервать собеседника. - Помочь вам? Многоуважаемый Сон Ли, я понимаю и разделяю ваши печали, но помочь?.. Объяснитесь, пожалуйста.

Он смутился и торопливо кивнул:

- Да, разумеется. Я ведь потому и позволил себе вас окликнуть... Но только прошу вас - уйдемте отсюда, от этих призраков. Поговорим у меня - я живу здесь же, наверху.

Я уважил его просьбу. Мне хотелось взглянуть, как живет один из последних книжников человечества, но комнаты на втором этаже, в которые мы поднялись, не представляли собой ничего необычного.

Никакой особой роскоши (да и откуда ей взяться, если финансовые дела центра обстояли столь плачевно?), никаких нуль-переходов между помещениями. Конечно, в его обиталище имелся весь современный набор услуг, положенных члену человеческого Сообщества - включая приемно-передающий канал Сети аль-тинга на три тысячи общегалактических программ, практически одновременно достигающих всех планет, населенных людьми. Выключенный раструб Сети клубился фосфоресцирующей туманной радугой посреди специального полукруглого зала, через который мы прошли.

От столь драматических мыслей меня отвлекло то, что один предмет роскоши у Сон Ли все же нашелся: войдя в гостиную, я обратил внимание на слугу-андроида, навытяжку стоящего у дверей и предназначенного для выполнения мелких поручений. Робот-андроид был выполнен в виде престарелого лакея в ливрее - образ, видимо, позаимствованный моим гостеприимным книголюбом в одном из древних фолиантов.

- Уважаемый Сэй Моно, позвольте предложить вам чашечку чая с печеньем, - учтиво произнес Сон Ли. - Уверяю, вы будете удивлены вкусом этого напитка, который мой слуга готовит по специальному рецепту.

Я позволил. Чай оказался, действительно, несколько необычным, но, сделав пару глотков, я решил, что с этим своеобразием, в общем-то, можно согласиться.

- Спасибо, - поблагодарил я, устанавливая старинную эмалированную кружку на специальный чайный подносик с автономным антигравом, который удобно завис сбоку от ручки кресла. - Чем же я смогу отблагодарить вас за столь чудесный напиток?

- Не меня, а все человечество - несколько высокопарно ответил Сон Ли. - Вы сможете вернуть внимание людей к книгам. Причем, это надо сделать срочно, пока хоть кто-то из настоящих читателей жив. Потому что как только не останется представителей человеческого рода, получающих удовольствие от самого процесса чтения, мой план превратится в химеру.

Сон Ли примолк, смакуя напиток из своей алюминиевой кружки. Молчал и я, ожидая продолжения. Андроид, шаркая старческими ногами, приблизился к моему креслу, и его дряблая ладонь толкнула чайный поднос в сторону арки комнатного утилизатора отходов.

- Да, в химеру... - задумчиво подтвердил Сон Ли, уставив взгляд в зеленое колыхание ивовых ветвей за прозрачной стеной гостиной. - И это уже будет навсегда... Уважаемый Сэй Моно, не кажется ли вам, что именно необратимость - вот высшее мировое зло? Пока можно вернуться - ничего еще не кончено. Зло не свершилось. Да и собственно злом деяние становится как раз в тот момент, когда его уже ничем и никак не исправишь. Разве не так?

- Это глубокий философский вопрос, - осторожно заметил я.

- Вы, вероятно, много размышляли над ним, а я - нет. Поэтому сейчас я вряд ли готов сразу ответить вам.

Чай располагает к философским размышлениям, поэтому я не стал ни прерывать, ни торопить течение мыслей моего молодого собеседника. Я просто поудобнее расположился в кресле.

Сон Ли внимательно проследил за тем, как я устраиваюсь, и с горечью констатировал:

- Нет, вы меня не понимаете... Это не упрек. Когда трагедия описывается с помощью отвлеченных рассуждений - ее никто не принимает близко к сердцу. Рассуждения никого не беспокоят. Признаться, я и сам не особенно задумывался над неполноценностью существующей культуры и еще большей ущербностью будущей, пока случайно не натолкнулся на несколько фактов. Маленьких фактиков, разбросанных там и сям по старинным, уникальным книгам, к которым уже не прикоснется рука человеческая - потому что моя рука, судя по всему, была последней.

Он смолк, опустив голову и задумчиво, но и вместе с тем любовно, погладил ручку своей драгоценной, матово поблескивающей алюминиевой кружки.

1. Сон Ли отрицательно покачал головой.

• В Китае? - продолжал называть я известные центры древних цивилизаций Земли.

- Не гадайте, - остановил меня собеседник. - Он жил в Греции.

Повисла неловкая пауза.

Я хотел смолчать, но потом все же не выдержал и спросил:

• А где это?
• Небольшой полуостров в Европе, - подчеркнуто равнодушно ответил Сон Ли.

Я понимал, что его равнодушие показное, что он специально называет неизвестные мне названия, но, в конце концов - для него это, наверно, торжественная минута, он, видимо, тщательно готовился к ней - так что пусть уж насладится моей неученостью вполне. Поэтому я не стал выдерживать осторожную паузу, а прямо спросил:

• И где же было расположено это государство - Европа?

Это было не государство, - грустно поправил меня Сон Ли, - это название континента. И располагалось там довольно много государств. И Монако, и Римская курия, и Карпатская область - в том числе и Греция. Ни одно из них не дало, видимо человечеству ничего существенного, они были прочно забыты, но ведь когда-то они существовали! - мой собеседник порывисто вскинул голову, прожигая меня возбужденным взглядом своих темных глаз. - Да! И там тоже жили люди. Они страдали, радовались, даже, как выясняется, воевали друг с другом - а мы, сегодняшнее человечество, об этом и не подозреваем!

• А-а... Европеоиды? - до меня, наконец, дошло, и я сочувственно хмыкнул. - Значит, европеоиды, это не генетическая патология? Они существовали как отдельная раса, на своем отдельном континенте?
• Видимо - да! - развел руками Сон Ли. - Правда, теперь мы можем об этом только догадываться.

Я вспомнил, как выглядел молодой европеоид, которого я как-то встретил в гостях у своих далеких знакомых: дряблая белесая кожа, пустые водянисто-голубые глаза, отвратительные блекло-рыжие волосы... И весь он был какой-то, нескладный, с мелкими пигментными пятнами на лице (которые вроде бы носят сезонный характер и особенно сильно проступают к весне), да, к тому же, издавал специфический запах европеоида, который, как говорят, исходит от их тел даже после самого хорошего мытья.

Это был сын моих знакомых - их тяжелый крест, их семейное проклятие. Увы, время от времени даже у вполне приличных людей рождаются европеоиды.

Конечно, давно прошла эпоха, когда европеоидов - эту пародию на людей - открыто презирали, изгоняли или, в лучшем случае, свозили в приюты для неполноценных, предварительно проведя стерилизацию как мужских, так и женских особей. Теперь, в эпоху всеобщей терпимости, никто не станет в лицо говорить европеоиду что-то унижающее человеческое достоинство - все-таки он же не виноват, что природа так зло над ним подшутила... Но и особенно нежничать с европеоидом никто не станет - просто из чувства брезгливости.

И вот теперь мой молодой собеседник утверждает, что европеоиды - это не плод генетической мутации. Оказывается - если ему верить - когда-то, в незапамятные времена, таких особей было много, и они заселяли целый континент?

Видимо, я задал этот вопрос вслух. Потому что услышал ответ Сон Ли:

• Да, скорее всего так. Более того, из упоминаний, разбросанных в старых - по-настоящему старых - книгах, становится ясно, что это была отдельная раса. И они имели свою, вполне самобытную культуру.
• Они - культуру? Невероятно!
• Скажу больше. Может, конечно, это всего лишь мое предположение, но, кажется, даже был период, когда европеоиды претендовали на некое главенство среди человечества!
• И это вы тоже где-то вычитали?
• Не совсем. Я же упомянул, что все это - только мое предположение. Но основывается оно почти на фактах. Например, как вам нравится такой факт - в одном из текстов я обнаружил словосочетание: “открытие Америки”.
• Как это? Кем? - не понял я. - Не знаю, существовал ли такой материк как Европа - но Америка-то уж точно существовала. Ведь это Америка породила такие великие цивилизации как майя, ацтеков и этих... - я замялся. - Инков, кажется?
• Инков, - вежливо кивнул Сон Ли.
• Да, инков. Вот видите! Попробуйте, скажите выходцу с планеты Великая Коста-Рика, о том, что континент его предков на Земле был когда-то кем-то открыт - да он вас на смех поднимет! Ну кто же мог открыть континент, уже населенный людьми?
• Европеоиды, - спокойно сказал мой собеседник. - И я даже запомнил имя европеоида, которого считали первооткрывателем Америки. Некто Христос Колумб. Из Мадрида - это, кажется, была провинция Римской курии. Государства, о котором я только что упоминал.
• Христос? Погодите, погодите. Это ведь бог евреев?
• Да, - подтвердил Сон Ли.

- Но если у еврейского бога одинаковые имена с этим Колумбом из европеоидной Римской курии, то получается... Что же это получается - что, еврейский Христос тоже был европеоидом?

Он хмыкнул, покачал головой и продолжил:

• Что действительно странно - как сама христианская религия не оказалась напрочь забыта? Вы вспомните о том хаосе, который царил на заселяемых мирах в первые столетия колонизации! Это ведь достаточно ярко показывается в многочисленных сенсорных сериалах, - не без иронии добавил он.

Я промолчал в ответ на его не слишком вежливый выпад, а он между тем продолжил:

1. Молодой человек пожал плечами:

• Вряд ли. Да и кому интересны похождения предков этих белокожих уродцев-европеоидов?

Он замолчал, с сомнением передернул плечами, а потом, усмехнувшись, добавил:

Мне стало неловко, что я своим бестактным вопросом так расстроил человека.

Повисшая в воздухе пауза только подчеркнула эту неловкость. Я мучительно пытался придумать какой-то вопрос или замечание, которое бы помогло рассеять неприятное ощущение, но мой уважаемый собеседник внес своей многообразной информацией такую сумятицу в мои мысли, что ничего умного в голову не приходило.

Впрочем, Сон Ли, кажется, даже не заметил возникшей неловкости. Задумчиво продолжая свою мысль, он произнес:

1. Но он меня тут же перебил, причем, не слишком вежливо:

- О, не говорите мне об этой поголовной грамотности, уважаемый Сэй Моно, даже и не упоминайте! - при этом он безнадежно махнул рукой. - Я считаю, что для чтения, как одного из видов искусства, механически введенное в мозг умение понимать печатный текст, принесло больше вреда, чем пользы. Ведь пресловутое обязательное гипнопедическое постижение грамоты введено совсем не для того, чтобы приучить людей получать еще один вид интеллектуального удовольствия! Цели гипнопедии чисто прикладные: подготовить людей к экстремальной ситуации. К любой - в том числе и такой, при которой они окажутся без персонального компьютерного слуги, который сейчас обеспечивает каждому из нас беззаботное существование. Вот в этом ужасном положении людям и придется употребить заложенную в их головы грамотность - для чтения инструкций о том, как пользоваться имеющимися приборами.

• А что - такие инструкции действительно существуют? - осторожно удивился я.
• Еще бы - в каждом приборе! В том числе и в тех, что окружают нас в этой комнате! Вы как-нибудь на досуге потребуйте, от своих механизмов, чтобы они предъявили инструкции - просто потехи ради. Везде хранятся инструкции для нас с вами. На всякий случай. Но вот пишутся они уже давно не людьми, а специальными устройствами-сочинителями. Я узнавал. Ведь люди-конструкторы работают теперь только через компьютерные приставки, которые все время дают объемную голографическую модель конструируемого и оперативно формируют опытный образец. И все технологическое сопровождение - такая дребедень как цифры, параметры, описания и остальная чепуха давно переложена людьми на компьютерные приставки. Так что даже для людей, склонных к технике, инструкции - это страшная архаика, а уж их чтение - и подавно!

Я не стал с ним спорить. Особенности современного технического конструирования я знал получше моего собеседника, простого куратора торгового центра. Все действительно давно делалось не через буквы и цифры, а через изображения - сначала эскизные, потом полноценно-объемные, вслед за этим картинки наполнялись соответствующими атомами и молекулами - и испытывались. О том, что после этого на готовый прибор все-таки заводится и документация, даже я не знал. Наверно просто потому, что не интересовался.

Движимый искренним чувством, он быстро заглянул в глаза... А потом сник - так же внезапно, как и загорелся.

Пробормотал, качая головой:

• Вы-то понимаете... Ведь вы - читатель. А миллиарды людей, в которых с помощью гипнопедии вложили умение дешифровки буквенных закорючек, никогда в жизни не воспользуются этим умением. Ведь они и понятия не имеют о том наслаждении, что ждет их в итоге... А если они когда-то и рискнут воспользоваться своим умением складывать буквы в слова - то на третьей же строчке раздраженно отбросят книгу. Как ненужный предмет. Как несъедобное пластиковое яблоко. Потому что они не смогут ощутить вкуса книги. Ведь выдержать испытание чтением можно только если уже имеешь мозг, развитый настолько, что сам по себе труд читателя оборачивается неземным наслаждением. Только кто об этом знает? Мы, читатели, которых с каждым годом становится все меньше и меньше? А скоро нас, боюсь, не останется совсем...

Его плечи поникли, и я испугался, что он сейчас разрыдается, как ребенок.

• Ну что вы, уважаемый Сон Ли, - как можно мягче и тактичнее сказал я, - не все так печально. Читатели останутся всегда. Их, наверно, будет мало...
• Вы не понимаете! - Мой бедный молодой друг молитвенно сложил руки. - Это же законы цифр, законы статистики: раз прекратится чтение, как массовое явление, значит, умрут все отрасли человеческой мысли, обслуживающие чтение! Не станет новых писателей - а старых читать тем более не будут. И, лишившись самого человечнейшего из искусств - такого, которое апеллирует к развитому воображению, к воображению в чистом виде, люди незаметно для себя сделают шажок к тому, чтобы постепенно перестать быть человечеством. Я понимаю, это звучит смешно - что значит исчезновение каких-то книжек для такого мощного явления, как цивилизация. Но мне почему-то кажется, этот первый маленький шажок назад станет той невосполнимой потерей, о которую разобьется все наше величие. Эта маленькая прореха на плаще человеческой славы станет той черной дырой, в которую ухнет все остальное. Не сразу - но ухнет... Помогите, уважаемый Сей Моно! Только вы сможете остановить все это!
• То есть? - я удивленно поднял брови. - При чем здесь я, рядовой читатель?
• Ну, ведь вы вовсе не рядовой... - Сон Ли просительно улыбнулся. - Вы - Сэй Моно, тот самый Сэй Моно, который... Ведь я же не ошибаюсь, это - вы?
• Уважаемый Сон Ли, - ледяным тоном спросил я, - разрешите поинтересоваться - а как вы узнали обо мне? Ведь тогда, когда в Сети аль-тинга поднялась кратковременная шумиха о моих способностях, вы, наверно, были еще слишком молоды?
• Вы правы, - неохотно согласился мой собеседник, - я тогда был маленьким несмышленым ребенком. Но... - он замялся, - но у меня есть свои источники информации...

При этом он непроизвольно бросил быстрый взгляд через гостиную - в сторону разноцветных сигнальных вспышек персонального компьютерного мозга, заметных даже отсюда - через открытый дверной проем, около которого в покорной позе застыл слуга-андроид.

Ага, значит, мой молодой собеседник, перенастроив свой персональный компьютерный мозг, занимался незаконным копированием информации из Сети! Другого пути узнать обо мне у него просто не было. Ведь мною ни разу не было удовлетворено ни одно из многочисленных ходатайств о перезаписи того давнишнего выступления в новостях первого канала Сети.

Как обидно! Горечь буквально захлестнула меня. А ведь я его принял за порядочного человека. Его, преступника! Несанкционированной копирование информации - серьезнейшее, опаснейшее преступление. Это покушение на тайну индивидуальности, это преступление против личности. Человек, способный преступным путем несанкционированно скопировать чужую информацию - способен сделать вообще все что угодно - даже убить!

В этой ситуации мой долг, как законопослушного члена сообщества - да просто как человека! - выбраться поскорее отсюда и поставить в известность контрольные службы о моем тяжком подозрении.

Но как обидно - такой обаятельный молодой человек... И столь одержимый высокоморальными идеями... Наверно эти идеи его и толкнули на преступную дорожку, на столь страшный путь! Поистине - благими намерениями вымощена дорога в ад!

• ...вот такова моя просьба, - сказал Сон Ли, заканчивая свою длинную речь. Речь, которую я напрочь пропустил, размышляя над тем, как лучше и быстрее выполнить свой гражданский долг.
• Да, конечно, разумеется, - с фальшивой сердечностью улыбнулся я в ответ, собираясь подняться и распрощаться с ним навсегда.
• Что “да”? - несколько удивленно поинтересовался Сон Ли.
• Да, я подумаю над вашей просьбой, - приветливо кивнул я.
• Значит, он у вас действительно есть? - радостно заулыбался Сон Ли.
• Кто?
• Этот аппарат.
• Я не помню, - сказал я. Просто для того, чтобы что-то сказать. Просто и довольно неудачно.

1. Потому что Сон Ли был искренне удивлен:

• Как это? Вы не помните, гасите ли вы свои эмоции?

Ах, это! Парень работает головой. Хорошо, что я его разоблачил, а то из него получился бы опасный преступник.

• Я вынужден сейчас же уйти, - сказал я. И добавил значительно. - К сожалению.

Сделал движение, намереваясь подняться со своего места, и вдруг почувствовал невероятное - его ладонь легла на мою руку. Он прикоснулся ко мне! Это уже было настолько бестактно, что я так и остался сидеть, ошеломленный этим жестом.

Мы не были ни друзьями, ни даже любовниками - никем. И вдруг - это прикосновение! Да, этот человек способен не только на несанкционированное копирование информации или на убийство - он, кажется, вообще лишен всех тормозов!

Я был так шокирован, что даже не выдернул свою ладонь из-под его. Так и сидел, замерев и глядя ему в лицо широко открытыми глазами - как кролик на удава.

А он - наоборот, поспешил отвести взгляд. Потом вздохнул и произнес самым тихим, извиняющимся тоном:

• Простите меня. Простите, и дайте объясниться. Я понял. Вы, кажется, подумали, что, раз я не мог в свое время видеть вас по программе Сети, то смог узнать вас теперь только совершив что-то незаконное? Уверяю вас - это не так!
• А как?

- Я... Ну, в общем, мне указал на вас один человек. Который видел вас тогда. И запомнил.

Отговорка. Нелепая, наспех придуманная отговорка.

1. С этими словами он, наконец, убрал свою руку от моей.

Избавившись от омерзительного ощущения, что к тебе кто-то прикасается, я вышел из своего столбняка и с облегчением вздохнул.

• Ну, уважаемый Сон Ли - устроили вы мне переживания! - только и смог я вымолвить. - Никогда - вы слышите? - никогда больше не смейте допускать таких аморальных жестов в отношении меня! Мои слова звучат резко, но это потому, что выражают самое настоятельное требование!
• Я... Я взял вас за руку... Вы извините... - забормотал молодой человек. - Я не буду... Что вы!.. Но мне надо было вас удержать - во что бы то ни стало... Я только прошу вас выслушать меня...

И вдруг мне стало все равно. Чего уж там! Пусть говорит. Пускай рассказывает свой план спасения человечества. В его годы это так естественно - пытаться спасти весь род людской. А если он все-таки виновен в чем-то противозаконном, то я всегда успею сообщить об этом кому следует.

• Достаточно. Я принимаю ваши извинения, - с суровой прямотой подвел я итог его бормотанию. - Рассказывайте: что вы обо мне знаете? И какую роль в ваших планах вы мне уготовили?

1. Сон Ли просиял.

• Я так и думал, что вы меня поймете. Как читатель - читателя. Ведь речь идет о том, что дорого нам обоим - о спасении книжной культуры!
• Что вы знаете обо мне? - строго напомнил я.
• Вы - ретреллянт, - торопливо сказал Сон Ли. - Я ведь правильно произнес это слово?

1. Я молча кивнул.

• Вы способны транслировать свои эмоции на других людей, - уже с большим воодушевлением продолжил молодой человек. - Вы - единственный ретреллянт, живущий в нашем времени. А может быть и единственный за всю историю человечества. По крайней мере, официально зарегистрированных ретреллянтов до сих пор, кажется, не было. Предполагается, что все они погибали или в раннем детстве, или даже еще в утробе матери. Вам удалось выжить только благодаря тому, что теперь живорождение стало чрезвычайно редким явлением, уделом чудачек-мазохисток. Таким образом, вам не пришлось контактировать с другой человеческой индивидуальностью - ни в зачаточном состоянии, ни потом. Ваш эмбрион, а потом и ваш организм, который развивался под неусыпной заботой личного компьютерного мозга, почти до полутора лет не соприкасался ни с одним человеком и, следовательно, не сталкивался с эмоциональным резонансом. Зато, когда в полтора года вас по какой-то своей прихоти посетила генетическая мать, то эмоциональный резонанс едва не свел вас обоих в могилу. Сначала вы развеселились - и ваша мать едва не сошла с ума от напора излучаемой вами радости. Потом вы испытали физическую боль - кажется, споткнулись и упали. Результатом было то, что ваша мать рухнула в обморок от болевого шока. Ее индивидуальный компьютерный мозг, естественно, поднял тревогу. В ваш дом прибыла бригада врачей. А вы, увидев вдруг, неожиданно, целую толпу - испугались. Врачи были людьми, поэтому ваш детский страх, транслируемый со всей мощью, поверг их на пол, и заставил биться в пароксизмальных судорогах. Это вас напугало еще больше, и результатом стало два смертельных исхода. К счастью у одного из врачей - наиболее крепкого и закаленного человека - ваш страх вызвал не только судороги, но и желание спрятаться. Ослепленный вашим страхом, он ползал по помещению - вероятно, в поисках какого-нибудь темного уголка - пока случайно не выбрался за дверь. Убравшись на приличное расстояние, он смог настолько прийти в себя, что ему удалось связаться с новой врачебной бригадой, мчавшейся к вам в дом по многочисленным вызовам личных компьютеров пострадавших. Более того - ему удалось уговорить всех этих людей даже близко не подходить к вашему жилищу. Эвакуацией оставшихся в живых людей занимались дистанционно управляемые автоматы, на которых излучение ваших эмоций не действовало. Поэтому новых жертв не последовало, но после этого случая вы, естественно, оказались под самым пристальным вниманием целого легиона специалистов... Я правильно излагаю факты?
• Н-да... И для чего же вы изучали мою биографию?
• Для того чтобы понять суть ваших способностей. Если хотите - продолжу. Ваше детство и юность были ознаменованы целым рядом непредумышленных, но, тем не менее, весьма болезненных контактов с людьми, по тем или иным причинам оказавшихся в зоне действия ваших способностей...
• Достаточно! - с некоторым раздражением прервал я его.

Воспоминания об этих контактах были не слишком приятными. - Давайте перейдем к вашему делу. Я что-то не могу сообразить - какое отношение мои способности имеют к книжным проблемам?

• Да самое прямое! - вскинул подбородок Сон Ли. - Я же вам говорил: главное сложность в приобщении человечества к книге - отсутствие непосредственного эмоционального посыла, идущего от страниц! Но если речь идет о вас, уважаемый Сэй Моно, то, согласитесь, дело меняется кардинально! Вы ведь как раз и способны дать такой посыл. Я все продумал! Смотрите, как это будет выглядеть: вы, лично вы, читаете книгу, сопереживаете тексту. Излучение ваших эмоций записывается псиконверсором и следующий читатель вместе с книгой получает ваш эмоциональный фон синхронный тексту. Представляете, как это все изменит! Даже самый неразвитый человек, с примитивным, совершенно зачаточным воображением, получит, таким образом, подспорье в трудном процессе чтения! Ваши эмоции - это будет тот путеводитель, который поведет его от строчки к строчке, от страницы к странице. Он будет читать - и сразу знать, как реагировать на прочитанные слова и предложения. Где восхищаться красотой изложения, где восторгаться глубиной смысла, где улыбаться подтексту, где негодовать, ужасаться, томиться от предчувствия - да что я говорю - вам ли не знать сколь безбрежен океан чувств и переживаний!
• Вы предполагаете, что с моей помощью можно будет сделать нечто вроде эмоционального протеза для читающего? Этакий костыль, на котором он дохромает до конца текста?
• Лучше сказать по-другому, - мягко поправил меня Сон Ли.
• Это будет передача опыта настоящего читателя, читателя со стажем и со сформировавшимися навыками чтения - начинающему читателю, книжному неофиту. Постепенно - от книги к книге - неофит будет совершенствоваться в чтении, привыкать к тому, что буковки - это не просто закорючки, а целый мир. Интересный - безумно интересный мир! Он невольно будет развивать свое воображение. И, в конце концов, он просто привыкнет к чтению, как к процессу, который доставляет удовольствие. Это ли не главное!
• И вы уверены, что потом, привыкнув, такой читатель сможет обойтись в чтении без подпорки из чужих эмоций? А не станет ли привычка опираться на чужой эмоциональный фон как раз тормозом для самостоятельного чтения?
• Ну, в каких-то случаях - может быть и станет... - нехотя согласился Сон Ли. - Разве это столь уж принципиально? Главное - чтобы человечество вновь начало читать! Поглощать книги, чувствовать, что они ему необходимы! Вы только представьте: книги - в каждом доме! Их не только читают - их обсуждают! Причем, не горстка последних ценителей, а миллиарды и миллиарды самых различных людей на всех планетах! Только представьте: анализ поэзии Викса Оола блистательным Мамумбой становится самой популярной передачей Сети!
• Мамумба уже умер, передачи не будет... - тихо произнес я.
• Но есть запись этой передачи, - возразил мой восторженный собеседник. - А когда поэзия Викса Оола станет интересна миллиардам, то передача обязательно будет! И голос покойного Мамумбы будет греметь - несмотря на его физическую смерть.

Да, картина, нарисованная моим молодым другом, впечатляла. Он, как опытный змей-искуситель, знал, чем меня взять. Викс Оол, которым будут восторгаться миллиарды, безусловно, заслуживал такого восторга. Да и не только он.

• Но ведь существует вероятность, что мы потом вообще отучим людей читать книгу просто так - без дополнительной эмоциональной подпитки...
• Уважаемый Сэй Моно, то, что я вам предложил (а вы на это согласились - да, да, согласились, я же вижу) - это никакой не наркотик для читателя. Это всего-навсего иллюстрация. Многим приятнее читать книжки с картинками - но это же не порок. Это просто дает возможность художнику реализовать свой талант. Это украшает книгу. Так давайте украсим ее еще больше. Я вполне допускаю, что ваши исследования достигли уже такой стадии, что вы в нашем проекте будете не единственным читателем-донором эмоций. Наверняка вы уже научились записывать эмоции и обычных людей. А не научились - так скоро научитесь. И скоро, наряду с писателями, наряду с художниками-иллюстраторами, появится целая профессия художественного чтения. Такая профессия уже была - чтения вслух. А теперь это будет обычное чтение - глазами - но высокоталантливое. Чьи-то эмоции будут лучше проявляться при чтении поэзии Викса Оола, чьи-то - при чтении прозы Го Руты. Мы с вами стоим у истоков нового мира. В котором будет много литературы и много талантов - так или иначе связанных с литературой!
• Но вы, уважаемый Сон Ли, забываете в своих грандиозных планах одну подробность. Даже две. Да, две небольших технических детали. А?
• Я вас слушаю, уважаемый Сэй Моно, - с готовностью кивнул мой собеседник.
• Первая деталь: псиконверсоры еще очень несовершенны.
• Это вопрос времени! - уверенно возразил Сон Ли. - И совсем недалекого!

1. Вот она, молодость, с ее презрением ко времени...

• Второе - запись должна быть четко синхронизирована, приспособлена к индивидуальным особенностям процесса чтения каждого из читателей. Ведь кто-то читает медленно, кто-то быстро. Кто-то глотает текст абзацами, кто-то - страницами, а кто-то смакует каждое слово. Приноровиться нелегко, согласитесь.

Я ждал ответа, но ответа не было. Сон Ли просто смотрел на меня. Чуть устало, но удовлетворенно.

• Да, - наконец произнес он. - Да. Технических трудностей будет даже больше. Они будут возникать по ходу реализации нашего проекта. Но я вижу главное: наш - ваш и мой - проект возрождения чтения, возврата людей к книге - состоится. Вы - так же как и я - все-таки загорелись этой идеей. А техника ее реализации... Что-то подсказывает мне, что вы не зря запирались от всего мира на целых шестьдесят четыре года. Вы провели эти годы в самых современных лабораториях. Вы изучали себя. Физико-химическую природу своих необычайных способностей. И вы многого достигли. Очень многого. Свидетельство тому - хотя бы то, что вы беседуете со мной, не опасаясь убийственного эмоционального резонанса - а я, в свою очередь, совершенно не ощущаю ни малейшего давления со стороны ваших настроений. Я убежден - вы глубоко проникли в проблему. Вы разобрались в ней, не афишируя этого перед всем миром. И те технические трудности, о которых вы упоминали - это, действительно, трудности чисто технические. А принципиальных препятствий для реализации нашего проекта нет. Ведь так?

Он в упор глядел на меня, и только теперь я понял, как вымотала его наша беседа. Конечно же - он к ней готовился, волновался, подбирал аргументы, а теперь, когда убедился, что я на его стороне, то как будто потерял какой-то запал. Только сидел и смотрел на меня - утомленный человек, успешно выполнивший тяжелую, неблагодарную работу.

И я смутился под его взглядом. Я забормотал:

• Мне трудно ответить вам сразу... Вы же понимаете, что все эти годы я работал не один... Мне еще нужно убедить своих товарищей в необходимости участия в этом проекте...
• Но это - тоже всего лишь технические трудности, не правда ли? - прервал он меня. - А вы никогда не боялись их.
• И все-таки мне нужно все обдумать, - твердо сказал я.

Слишком много всего здесь было сказано, чтобы взять и просто так принять решение.

Сон Ли только развел руками.

• Завтра, - сказал я. - Давайте встретимся завтра и тогда договоримся окончательно.
• Давайте, - легко согласился Сон Ли. - Отложим до завтра. Ведь речь идет о веках, что нам один день?

1. И улыбнулся безжизненной, ничего не выражающей улыбкой.

* * *

Только выйдя из его лавки и услышав хлопок тяжелой деревянной двери за спиной, я вспомнил о своей покупке. Четыре тома Викса Оола так и остались лежать в кабинете моего молодого друга.

1. Персонального номера вызова Сон Ли у меня не было - как ни странно за все время нашего обстоятельного разговора ни один из нас не догадался попросить номер - разговор был слишком уж увлекательным. Поэтому мне теперь ничего не оставалось, как вернуться в дом.

1. Яркий пакет с томами Оола стояла там же где я ее оставил - под столиком, за которым и проистекала наша с Сон Ли задушевная беседа. Прямо рядом с изящной ножкой этого столика-рюмочки. Под ногами у Сон Ли, все еще сидящего в своем кресле в глубокой задумчивости.

1. - Сто тысяч извинений и еще одно сверху, - как можно более светским тоном произнес я стандартную фразу, свидетельствующую об искреннем раскаянии. - Я позабыл книги. А это не та вещь, без которой можно легко обойтись. По крайней мере - нам с вами...

1. Сон Ли не ответил.

Подойдя к нему еще на несколько шагов, я увидел, что глаза его закрыты - видимо, задремал, утомленный нашим долгим разговором.

Я нерешительно пожал плечами - и вдруг мне почудилось нечто неправильное, фальшивое в позе спящего человека. Сначала я даже не понял что именно. Но потом замер, как громом пораженный: кресло! Кресло не изменило своего положения!

Да, Сон Ли, как и любой уставший человек, мог заснуть в своем доме прямо за столом. В конце концов - почему бы и нет? Ведь это был его дом, и он мог делать в нем все что заблагорассудится. Но чтобы кресло при этом не изменило своей формы и не превратилось в удобное для сна ложе - такого просто не могло быть! Зачем тогда вообще нужны кресла?

А это кресло явно не удосужилось позаботиться о спящем Сон Ли - оно не наклонило назад вертикальную спинку, не нарастило подушечный валик под его головой, не устроило удобным образом руки хозяина - они безвольно свисали вниз, как бы подчеркивая неуклюжесть и неловкость позы, в которой спал Сон Ли.

Может быть, кресло испортилось? Но тогда личный компьютер хозяина сразу должен был сообщить неисправности и своевременно произвести замену!

Не на шутку удивленный и даже заинтригованный, я приблизился к спящему хозяину - и тут меня прошиб страх.

Сон Ли не спал. Люди не спят с приоткрытыми глазами. А его глаза были приоткрыты. Немного, совсем чуть-чуть, но через щелочки была видна белая полоска - а я достаточно насмотрелся по Сети развлекательных детективных программ, чтобы немедленно догадаться - мой недавний собеседник мертв. И, как ни странно, тут же перестал бояться. Потому что у меня начисто пропало ощущение реальности происходящего.

Труп в доме. Преступление в запертой комнате. Единственный свидетель - он же единственный подозреваемый.

Все это были штампы из детективных историй. Но все это никак не могло произойти в действительности. В той благополучной действительности, в которой человечество пребывало уже почти столетие после подписания Всеобщей Декларации.

Мир, созданный после Декларации, мир в котором успешно проживал и я - был благоустроен с такой тщательностью и с такой заботой о каждом из членов человеческого сообщества, что о насилии не могло быть и речи. Даже мысли о насилии - потому что персональный компьютерный мозг, положенный каждому человеку, он же - домашний ангел-хранитель, он же нянька и доктор - сразу бы сообщил на региональный пульт Службы безопасности о непорядке. И любого человека, всерьез задумавшего преступление, тут же брали в мягкие, почти неощутимые тиски Службы. И разжать эти тиски невозможно. Уж я-то знаю, потому что в этом была и моя заслуга. Моей лаборатории, моих открытий в области передачи и регистрации эмоциональных посылов. Безопасность, безопасность и еще раз безопасность - вот что было девизом человеческого Сообщества. Где-нибудь на отдаленной и малоосвоенной планете, плохо отлаженная система безопасности, разумеется, могла дать сбой. Но только не здесь - на самой Земле!

Ощущение нереальности происходящего оградило меня от психологического шока, когда я подошел к телу в кресле и приподнял безвольно свисающую плеть руки. Тяжелую мягкую плеть - еще теплую. Значит, смерть наступила недавно, - подумал я, брезгливо выпуская мертвую кисть Сон Ли из своих пальцев.

Конечно, недавно. Ведь я закончил беседовать с ним всего лишь пару минут назад!

Мертвое тело, которое я потревожил, чуть покачнулось и сползло вниз, сложилось почти пополам и свесилось, перегнувшись через ручку кресла. Оно все-таки было мертво: кресло опять никак не отреагировало на перемещение тела - как будто по нему съехал неодушевленный предмет.

Я машинально глянул через дверной проем на быстро помаргивающую огоньками панель персонального компьютерного комплекса Сон Ли и оторопел.

Вот это уже действительно фантастика! Верхний правый угол панели, где концентрируются датчики здоровья хозяина, безмятежно светился разными оттенками зеленого цвета, свидетельствуя о безусловном здоровье человека. Человека, который был мертв.

Значит, все-таки домашняя система безопасности оказалась не столь надежна, как того хотелось бы. И как в том были уверены мои знакомые из исследовательского Центра Службы. Что ж - это их проблемы. Пусть они и разбираются. Мне остается только вызвать их и удалиться на пару с Виксом Оолом.

Впрочем, мои знакомые меня вряд ли просто так отпустят.

Они же, наверно, захотят узнать имя убийцы. Я-то знаю, что имя убийцы - не Сэй Моно. Но для них, боюсь, это будет не столь очевидным.

И тут мысли мои приняли иное направление.

А кто же, действительно, убийца? Сбой персонального компьютера - это не такая уж частая вещь, а если этот сбой еще и совпал по времени со смертью хозяина, то не увидеть, что все это подстроено заранее, мог только слепой.

С другой стороны - моим уходом и возвращением прошло так мало времени... А дом Сон Ли, кажется, не оборудован личным нуль-переходником... Следовало, убийцы где-то поблизости. Может быть, даже в этой комнате.

И вот мы опять возвращаемся к преступлению, совершенному в запертой комнате.

Я внимательно осмотрелся.

Все выглядело точно так же, как и во время нашей беседы с Сон Ли. Та же скромная гостиная, единственное украшение которой - столик и два кресла. Тот же открытый дверной проем, около которого в покорной позе застыл слуга-андроид. Те же сигнальные вспышки персонального компьютерного центра, которые помаргивали сквозь арку дверного проема. Ничего не изменилось.

За исключением одного - тогда Сон Ли был жив, а теперь - мертв.

Нет, к сожалению, из меня не выйдет хорошего сыщика. Как напряженно я ни осматривался, но убийцы так и не обнаружил. И о способе, которым было совершено убийство, я при этом не подумал. Даже не обратил внимания, что со стола исчезла старинная эмалированная кружка с недопитым чаем, которая стояла перед Сон Ли в продолжение всего нашего долгого разговора. Все это я вспомнил только потом. А тогда я стоял, бестолково озираясь, и понимал только одно: убийца где-то рядом, а я не в состоянии его обнаружить.

Горькое ощущение собственной беспомощности толкнуло меня на крайнюю меру: я решил использовать технику, созданную мною в моей же лаборатории.

Для начала я сунул правую руку в карман куртки (настоящий карман настоящей куртки, а не в то пышное голографическое одеяние, что окружало меня). Там - на ощупь, вслепую, но очень ловко и удачно - я настроил регулировку внешней голограммы так, что поверх моей настоящей правой руки появилось ее объемное изображение. Затем это изображение было мною искусно выведено за пределы голографического одеяния - со стороны могло показаться, что я как засунул руку в карман, так и вытянул ее обратно после некоторого раздумья.

Такая манипуляция давала мне, как я предполагал (и потом оказалось, что мои предположения были совершенно правильными) некоторую свободу маневра. Преступник, который вполне мог за мной сейчас наблюдать, должен был решить, что я попытаюсь вступить с ним в схватку с пустыми руками - и это в то время как на самом деле моя правая рука уже нащупывала в другом кармане куртки мое основное оружие - эмоцилляторник.

Чуть придавив большим пальцем своей “секретной” (но настоящей) руки небольшой бугорок на эмоцилляторнике и при этом подав его немного вправо, я вбросил в окружающее пространство волну веселого оживления.

Обычно эта эмоция у человека сопровождается игривым хихиканьем, радостным приплясыванием на месте и довольным потиранием ладоней. Я рассчитывал, что, получив подобный импульс, спрятавшийся преступник как-то выдаст себя.

Но этого не произошло.

Пришлось надавить посильнее, увеличивая интенсивность - и опять безрезультатно. Только с третьей попытки излучение возымело действие. Движение - непроизвольное, но совершенно отчетливое - последовало со стороны робота-андроида. Он как-то нелепо шевельнулся, и по его лицу промелькнула тень подавляемой улыбки.

Вот это да! Ох, не прост был Сон Ли! Выдавать за андроида живого человека, да еще и заставлять его прислуживать себе - это что-то невероятное для нашего мира.

Я сделал два шага в сторону слуги и, не отводя от него пристального взгляда, чуть передвинул кнопочку эмоцилляторника вправо и вверх. Я хотел побеседовать с этим таинственным человеком, скрытым за обличьем робота, вызывая у него приступ радостной говорливости. И сейчас для этого был наилучший момент: он видит, что обнаружен, но при этом не знает, что только мне обязан эмоциям, которые его внезапно охватили. Поэтому свое приподнятое состояние приписывает естественным причинам - например, радости по поводу успешного преступления.

Я еще поднажал на бугорок эмоцилляторника.

Поддельный робот озорно ухмыльнулся и показал мне язык.

• Ничегошеньки у тебя с ним не выйдет! - сообщил он после этого дребезжащим старческим тенорком. - Он уже отдал концы, а ты еще нет, но скоро отдашь!
• Что не выйдет? - уточнил я как можно более нейтральным тоном. Это было нелегко - эмоцилляторник, работая в ручном режиме, воздействовал и на меня самого.
• Да ваш проект издевательства над самым святым, что есть в этом мире - над книгой! Ишь, что задумали: метать бисер перед свиньями, перед всем этим никчемным сбродом из миллиардов и миллиардов людишек! - Он подло захихикал. - Нет уж, не выйдет! Свиньям - свинячье. А книги им на поругание не отдам! Быдлом жили, быдлом пусть и остаются!
• Но ведь тогда книги скоро вообще некому станет читать, - осторожно заметил я.
• Ну и что? - беспечно ответствовал старикашка. - Если нет достойных - так что недостойным все отдавать? Обойдетесь! Аль-тингом своим утритесь!
• Это вы рассказали про меня Сон Ли? - спросил я, кивая в сторону трупа на кресле.
• Ага! - хохотнул он. - Хотя, может, и зря рассказал. Не расскажи я - был бы он сейчас жив. Полезный был парнишка. Приютил меня, кормил, книжки давал читать...

А почему он должен был вас кормить? - удивился я. - Есть же обязательный минимум для каждого человека...

• Ага, есть! - разразился старик булькающим смехом. - Но только для живых! А я уж помер давно! Помнишь взрыв на Усть-Марьинском комплексе? Вот тогда я и помер! Устроил взрыв - и помер. Ха-ха-ха! Для вас для всех. А для себя - вот он я, жив остался!

И я все понял. В Усть-Марьинском комплексе содержались дефективные личности. Это был приют-тюрьма. Там их пытались лечить - но, в основном, комплекс служил для изоляции общественно-опасных типов от остальных людей. Именно там я собрал самый полный материал по спектру агрессивных эмоций. И там, действительно, несколько месяцев назад был непонятный взрыв, унесший несколько жизней. Так, значит, вот кто устроил этот взрыв!

• А почему вы говорите, что я скоро тоже умру? - поинтересовался я.
• Забыл ты! Ох, забыл!.. - старик мелко затрясся от хохота. - Про чаёк-то? А? Чаёк-то ведь не простой был. Вот, гляди! - и он показал на ладони какую-то коричневую коробочку. - Я сам сделал. Дистанционный включатель яда, который вы с пареньком приняли внутрь вместе с чаем. Для паренька я уже постарался, включил яд. А тебе еще дам пожить. Отойдешь подальше - я и включу! И не вздумай тут мне шалить! Если хоть шажок в моем направлении сделаешь - я тебе яд по малой дозе включу - два часа в страшных мучениях проведешь перед смертью! Два часа, понял? А хорошо будешь себя вести - помрешь быстро и без боли. Как он. Видишь: помер - и даже почувствовать не успел!
• А зачем вам нужно, чтоб я ушел? - поинтересовался я.
• А затем! Чтоб никто не подумал, что смерть твоя как-то с книгами связана!..

• А почему вы попали в Усть-Марьинский комплекс? - Спросил я, надеясь выиграть хоть немного времени на размышления.
• Неужто не помнишь? - Он опять разразился своим дребезжащим смехом. - Да из-за книг же этих! Проклятых и благословенных. Из-за них, родных. Пока дама моя их не читала - я еще терпел. Но когда она руку на них, на милых моих, подняла, страницы из них принялась вырывать - тут уж мое терпение кончилось!..
• Подождите, я, кажется, что-то начинаю вспоминать! - воскликнул я, пытаясь подавить радушную улыбку. - Но разве она на самом деле причинила вред какой-нибудь из книг? Вы уверены, что она действительно изорвала страницы?
• Ну не изорвала, - легко и весело согласился старик, - но ведь могла! Она же этим мне угрожала! Мы-то с вами, читатели. Мы-то понимаем, что это невозможное дело - поднять руку на книгу. А она - вдруг бы, на самом деле изорвала? Нет уж, лучше было ее заранее нейтрализовать. Жаль, не до конца мне это удалось...
• А этих несчастных, которые погибли при взрыве в Усть-Марьинском комплексе - их вам не жаль? - все еще улыбаясь под действием эмоцилляторника, поинтересовался я.
• Еще чего! Всякое быдло жалеть! - хихикнул он. - Они ведь не были читателями!
• Но я-то ведь читатель! - вырвалось у меня. - Неужели вам и меня не жалко?
• Ха! - прыснул подлый старикашка. - Тебя? Ты еще мне скажи его пожалеть! - он презрительно ткнул пальцев в сторону тела Сон Ли. - Да вы еще хуже быдла. Предатели! Друг дружку можете предавать. Да хоть весь мир можете предавать! Но книжки... За это мало просто убить, надо было б вас все ж помучить, как следует, тварей этаких!..

Да, у меня не было выхода. Если не я его - то он меня. И я принял решение.

Резким движением передвинул кнопочку эмоцилляторника в нижнее, крайне левое положение и изо всех сил надавил ее, чувствуя, как вокруг меня схлопывается черная стена страха, животного ужаса, вселенского отчаяния.

Старик глянул на меня с удивлением, но это удивление было мгновенным, мимолетным. Почти сразу лицо его исказилось страдальческой, болезненной гримасой, изо рта вместе с кровавой пеной вырвался предсмертный хрип - и он рухнул, закатив глаза.

Я бросился к нему и торопливо вырвал из дряблой, еще подрагивающей ладони коричневый пульт. Оставалось надеяться, что это был единственный пульт, и что мне теперь ничего не угрожает.

Умер ли старик, я не знал. Да и знать не хотел. Обширный инсульт я ему обеспечил - пусть теперь с ним разбираются другие. С меня достаточно. Мне и самому нелегко было перенести тот удар, которым я подрезал убийцу. Меня трясло. Колотило. Дрожь начиналась в кончиках пальцев, и, поднимаясь по телу, заставляла вибрировать каждый сантиметр его поверхности, каждый мускул, каждый нерв.

Сзади истошно вопил персональный компьютерный комплекс, сигнализируя о неприятности, случившейся со старикашкой, а я бессильно опустился на пол рядом с ним, судорожно хватая воздух открытым ртом.

Только когда дрожь во всем теле, наконец, стала униматься, я поглядел на лежащего рядом старика. На его лицо, застывшее в гримасе ужаса и ненависти, на его мутные, остекленевшие глаза с кровавыми прожилками, на его плохо выбритый подбородок, его шутовскую ливрею - несвежую, мятую - и вдруг заметил, что из кармана ливреи наполовину вывалилась книга.

“Монтень - Опыты” - прочел я на обложке темные буквы - когда-то тисненые золотом, а теперь обсыпавшиеся и едва различимые.

Я не знал что такое монтень, и какого рода опыты с ним производятся. Как не знал и самого главного: а стоит ли вся эта бумага - старая, буро-желтая, или новая, снежно-белая - любая бумага, усеянная маленькими крапинками букв - стоит ли она этих наших хлопот и кровавых страстей?