В.К.Шатилов

(e-mail: nf1@yandex.ru)

 

 

Стронгер

 

Фантастический роман

 

 

 

Аннотация

 

Когда молодого человека убивают – это печально. Но когда он возвращается к

жизни – это может оказаться гораздо печальнее. Для его врагов. Особенно, если

он приобретает многие загадочные способности и становится Стронгером –

Человеком Силы.

Так случилось с Андреем. Не без помощи милой девушки Магнолии, родом из

других, далеких миров, и ее кавалера – бесформенного, но всесильного Сверхсупера. 

Когда же враги Андрея узнали, что он стал Стронгером, было уже поздно. Ничто не могло им помочь – ни миллионы рублей и долларов, ни толпы охранников, ни помощь спецслужб и властей. Победа все равно оказывалась на стороне Андрея-Стронгера и его друзей.

 

1.

Утро в лесу.

«Классика, почти по Шишкину, - Андрей рассматривал зеленую чащу, пронизанную солнечными лучами. - Медведей только не хватает. Или драконов. Да, очень бы кстати тут было несколько маленьких драконят. И чтоб они резвились на поваленных соснах.»

Магнолия с удивлением огляделась: куда это ее занесло? И ведь прямо с правительственного приема…

Она стояла посреди широкой поляны, а вокруг дремотно шевелился могучий лес. На самом краешке поляны – палатка. Наверно, туристская. Рядом с палаткой, спиной к Магнолии – полуголый длинноволосый парень. В одних шортах. Потягивается, зевает, трет ладонями заспанное лицо. Спина у парня играет мышцами, которые красиво перекатываются под загорелой кожей.

- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Магнолия со спиной.

Парень подпрыгнул как ужаленный, в полете успел обернуться и выставить кулаки. Драться, что ли, собрался?

Девушка отступила на шаг, чтоб случайно не попасть под удар и попросила:

- Вы меня не бойтесь, я вам ничего плохого не сделаю.

Парень заморгал растерянно, опустил руки. Улыбнулся:

- А я и не боюсь. Были б вы драконом… Или хотя бы медведем… А такой красотки чего мне бояться?

Это она-то красотка?

Магнолия оглядела себя. Поскольку перенестись сюда пришлось прямо из Колонного зала московского Кремля – сияющего хрусталем бесчисленных люстр, щедрой позолотой богатой лепнины – то и наряд на ней был соответствующий: светло-зеленый брючный костюм (он удачно оттенялся темной рубашкой с узким стоячим воротничком), поверх строгого жилетика – неброский галстук, повязанный с тонко рассчитанной небрежностью. Заколка искрилась на солнце брильянтом – очень даже возможно, что настоящим – в  такие подробности Магнолия не вникала: искрится – и ладно! На ногах тоже все прилично – черные лакированные туфельки («Бальные!» - сказали ей) на небольшом, но изящном каблучке.

Пожалуй что и красотка.

Магнолия ответно улыбнулась, уточнила:

- Правда, не боитесь? Я же – супер.

- Совершенная правда! – заверил парень, не отрывая он нее глаз. – И, разумеется, вы – супер! Несомненно!

Помолчал, продолжая рассматривать гостью, спросил:

- Но как вы оказались здесь, милая девушка? Ни за что не поверю, будто вам удалось протопать по здешнему бурелому тридцать километров и, глядите, даже туфелек не запачкать!

Магнолия пожала плечиком:

- Но я ведь супер.

- То, что вы супер – это я сразу увидел. Но даже такая супер-пупер-красотка не может не испачкаться, когда бродит в лесу. Не по воздуху же вы прилетели? Вертолета я что-то не слышал, да и самолет на поляну тоже не садился…

- Молодой человек, и все-таки, мне кажется, налицо недоразумение. Я – су-пер! – по складам повторила Магнолия, чтобы понятней было.

- Ну? – уточнил парень.

- Ну и вот: зачем же мне самолет-вертолет, если я супер?

Сергей подумал, переваривая услышанное. Высказал предположение:

- Вы, наверно, тут живете? Где-то рядом, в дебрях лесхоза? Вероятно, здесь, за деревьями, дача экстравагантного олигарха – и вы его дочь?

- Оли?.. Как вы сказали? 

- Олигарх.

Магнолия прикрыла глаза, наморщила лоб. Строчки словаря поплыли перед глазами.

- Оли… Оли… Хм… На «олиг…» я знаю только «олигофрен», - честно призналась, распахивая ресницы. – Но ведь это не то, что вы сказали?

- Совсем не то, - парень удивленно мотнул головой. Его русые локоны изящно качнулись. – А вы меня не разыгрываете? По-моему, слово «олигарх» нынче гораздо более известно в народе, чем слово «олигофрен».

Магнолия оглянулась по сторонам, но кругом был только зеленый лес. Ни народа, ни олигархов, ни олигофренов не наблюдалось.

- Это Россия? – уточнила она неуверенно.

- Конечно! Мы ведь с вами по-русски говорим!

- Вроде да, по-русски… Но, знаете, у меня впечатление, что я все-таки не в России…

- Это из-за того, что вам не знакомо слово «олигарх»?

- Не только. Есть еще кое-что... Вы, например. Вы ведь тоже, кажется, многого не знаете из общеизвестного…

- И чего ж я такого, общеизвестного, не знаю? – с интересом спросил парень, поправляя белобрысую челку, чтоб умопомрачительно-длинные пряди не сваливались на глаза.

- А вы ведь тоже красивый, - неожиданно для себя сообщила Магнолия.

- Правда? – усмехнулся парень. - Неужели такой же красивый, как вы?

- Ну не такой, конечно, - покачала она головой. – Понимаете, красота у мужчин и женщин отличается…

- Неужели? – парень поразился, ухмыляясь во весь рот.

- Да, не смейтесь. Вот, например, ваши мускулы. Они такие…

- Какие?

- Ну… мужские. И красивые. Вот - на руках, на груди, на животе… - Магнолия ткнула пальчиком.

- А у меня еще на ногах мускулы есть, - подсказал парень.

И в доказательство поднял одну - правую. Широкие цветастые шорты задрались, обнажая загорелое бедро.

Магнолия внимательно осмотрела его и согласила:

- Да, и ноги тоже. Они у вас мускулистые. И тоже красивые. А что, правда – здесь на тридцать километров вокруг всё только лес да лес?

- И даже дальше тридцати километров!

- А что же вы сами делаете в такой глуши?

- Мы-то? Да мы с Толяном – экстремалы! Что с нас взять? Вот решили попробовать дикое лесное путешествие. На спор. Чтоб только вдвоем!..

С шумом и хрустом на полянку выломился из кустов еще один парень. Так энергично, что Магнолия даже попятилась.

Видимо, это и был тот самый Толян. Чуть ниже первого парня, темноволосый, веселый – зубы блестят в улыбке. И гораздо более одетый: он был облачен в брюки, рубашку с длинными рукавами, на ногах имел солидные ботинки на толстой подошве, а голову его украшала задорная джинсовая кепочка с большим козырьком. Видимо, все это необходимо было для лазания по чащобе.

- Ух ты! – радостно заявил он, глядя на Магнолию.

Приподнялся на цыпочки к уху первого парня, шепнул:

- Трахнем ее?

- Что? – Андрей даже не понял сперва.

Потом понял, ткнул локтем в бок вновь прибывшего, прошипел яростно:

- Совсем охренел, Толян? Она ж такая красивая!..

Его возмущение выглядело так наивно, что даже Толян, с трудом переводя дыхание после дружеского тычка, удивился:

- А что - только некрасивых можно трахать? За что им такая лафа?

- Балда ты! – грустно констатировал Андрей.

- А сам – не балда? Можно подумать, будто ты всегда трахал только некрасивых!

Магнолия с интересом прислушивалась к их беседе. У нее был тонкий слух.

- И все-таки вы не совсем понимаете меня, - сообщила она со вздохом. – Не понимаете, а потому и не боитесь.

- Не боимся, - признал первый парень. – Но, если надо – станем бояться. Обязательно! Ведь так, Толян?

- Ага, станем! – бодро заверил тот. – И бояться, и страшиться, и вообще – в обморок со страху упадем если надо!

- Вот видите, девушка, Толян согласен вас бояться. Но давайте, пока мы не начали вас активно бояться, все-таки познакомимся! Меня зовут Андрей.

- Ну да… - грустно кивнула Магнолия. – Познакомимся… Знаете ли что следует из вашего предложения?

- Что? – заинтересовался Толян.

- То, что вы меня все-таки не узнали. Совсем. Хотя я сразу представилась: я - супер. И не просто супер, а Магнолия. Уж после этого не узнать меня было никак нельзя… Но… это точно Россия?

- Точнее не бывает, - заверил Андрей.

- А кто в России Президент?

- Сейчас скажу! – заторопился Толян, стремясь показать свою осведомленность. – Президентом у нас сейчас этот… как его… ну, его только что избрали… Горищук, вот кто!

- Не может быть!.. – Магнолии стало так плохо, что она даже покачнулась. – Ведь Горищук покончил с собой!

- С чего бы это? Живой был! Вполне! Посмертно у нас президентами не становятся пока что.

- А как его зовут - Петр Викторович?

- А черт его знает, как его зовут… - расстроено почесал в затылке Толя.

- Михаил Семенович, - пришел на помощь более политически подкованный Андрей. То, что девушка так резко побледнела при упоминании фамилии Президента, ему совсем не понравилось.

- Ах, вот как… Значит, Петр Викторович… Ну конечно, конечно… Это просто не мог быть Петр Викторович, не мог... – бледность медленно уходила с лица Магнолии. – А этот, Горищук ваш… как вы говорите его зовут?

- Михаил Семенович.

- Странно. Но ведь я только что здоровалась с Президентом. За руку. И мне говорили, что его зовут… - Магнолия  наморщила лоб, вспоминая. – Кажется, Аркадий… Да, Аркадий! И отчество какое-то… то ли Дмитриевич, то ли Сергеевич – что-то в этом роде. Фамилию, вот, не помню. Совсем. Но не Горищук – это уж точно! Такую фамилию я бы не забыла!

- Девушка, - насторожился Толян. – Вы сейчас – с Президентом за руку?.. А президент этот – он, случайно, был не в белом халате?

- Вы еще спросите, не было ли с ним парочки дюжих санитаров, - усмехнулась Магнолия. Грустно усмехнулась – самым краешком губ. – Все-таки, друзья мои, ошибочка вышла! Россия, говорите? Может и Россия – да не та!

Толян задумчиво сдвинул кепку на затылок. Глянул на друга с сомнением.

Кажется, Толяну расхотелось трахаться с лесной девчушкой. Какая-то она непонятная. Ну их, этих психованных! Еще покусает, чего доброго...

А Магнолия рассмеялась. Ей стало все понятно.

- Вот, ребята, как просто! Это я виновата. Попала не в ту Россию, а вам теперь голову морочу. Промахнулась, понимаете…

- А в какую Россию вы хотели попасть? – еще больше насторожился Толян. – У вас, что, много Россий на примете?

- Да, действительно, - кивнул Андрей. – Что значит – «не та Россия»? Я, например, только одну Россию знаю.

- И я! – поддакнул Толян.

- Да я тоже до сих пор думала, что Россия – лишь одна, - легко согласилась Магнолия, улыбаясь Андрею. – Ведь отличия континуума и его физических характеристик в разных пространствах столь сильны, что вроде бы просто не может быть другой России! Да и вообще в других пространствах людей не может быть - я так думала. Но теперь вот перенеслась сюда и убедилась, что люди бывают – и еще как бывают!

- Вы из другого пространства? – наконец догадался Андрей. – Фея? Или эльфийская принцесса?

- Какая же я фея? Я – супер, - мягко поправила его Магнолия. – И бояться меня не надо… Ах, да! конечно! – она радостно всплеснула руками. – Вы ведь и не знаете, что меня надо бояться! Вы же наверно даже не слышали про Любомудрого?

- Про кого?

- Про Любомудрого Семена. Спасителя России. Но не вашей, а той, другой России!

- Так вы это с Любомудрым вашим сейчас за руку здоровались? – понял Толян. И, глянув на друга, выразительно покрутил пальцем у виска.

- Вот уж нет! – развеселилась Магнолия. – Уж с Любомудрым я бы ручкаться ни за что не стала! А здоровалась я с новым, только что избранным Президентом. Который должен мне вручить орден – за то что я помогла это… ну это… - Магнолия покраснела, застыдившись. – Ну, в общем, помогла убрать Любомудрого. 

- Убрать? В смысле – переизбрать? – уточнил Андрей.

- Не совсем… - замялась Магнолия. – Убрать в смысле - физически…

- То есть – убить?

- Ну, в общем, да…

- Так вы, оказывается, девушка-убийца? – заинтересовался Толян. –  Киллер? От этого и тронулись головой?

- Я не убийца! – поспешно возразила Магнолия. - Я всего лишь помогала его убрать! Я всего только и сделала, что Виктора парализовала – и больше ничего!.. А уж Атанас потом смог застрелить Любомудрого - ну, когда Виктор парализован оказался…

Она замолчала, припоминая. И, судя по напрягшимся скулам, воспоминания те были не особенно приятными.

- И вам за это вручили сегодня орден? – прервал Андрей затянувшееся молчание.

- Орден? – Магнолия очнулась от воспоминаний. – Ах, орден! Да. Президент как раз собирался передать его мне. В бархатной такой коробочке. В синенькой, – она посмотрел на свои ладони, но коробочки не обнаружила. – Но, наверно, не успел вручить… Вы ведь так срочно  меня вызвали!..

- Кто? – удивился Толян. - Мы вызвали?

- Конкретно – он вызвал! - Магнолия дотронулась пальчиком до в загорелой груди Андрея.

Смутилась от собственной бестактности, спрятала руку за спину.

- Я не звал! - заверил Андрей. – Ошибочка, милая девушка. Я вообще молча стоял. Это вы со мной поздоровались. Первая. Но если уж вы пришли, то я совсем не против!..

- Ах, так вы меня не звали? – обрадовалась Магнолия. – Ну, тогда я нырну обратно. А то неудобно получается перед Президентом…

И тут же исчезла. Не дожидаясь ответа. Продолжая улыбаться.

Только воздух схлопнулся там, где она только что стояла. Дохнул легким, едва ощутимым ветерком, заполняя пустоту, возникшую вместо милой, хотя и слегка сумасшедшей, девушки.

- Ап! И тигры у ног моих сели! – сообщил Толян, обалдело таращась перед собой.

- Ну вот… Нырнула… - Андрей ошеломленно прикусил губу.

- Охренеть! – восторженно закричал Толян. - Фея, говоришь? Ничего себе фея! Как ты ее вызвал-то? – он присел на корточки, разглядывая место, где только что находились изящные бальные туфельки лесной феи.

Трава оставалась еще примята, а в мягкой сырой почве были видны глубокие вмятины после тонких каблучков.

- Да не вызывал я ее! – Андрей склонился рядом. – Она сама пришла…

- Ага, - глубокомысленно согласился Толян. – Сама она пришла. Зеленая и плоская, как рыба камбала… - и снова покрутил пальцем у виска.

На кого он в этот раз намекал - так и осталось непонятным. Потому что на полянке вновь возникла, материализовавшись из ниоткуда загадочная лесная фея. В щегольском наряде и с синей бархатной коробочкой в руке.

- Это и есть орден? – обалдело уточнил Толян.

- Вы решили вернуться? – одновременно с ним поинтересовался Андрей.

- Как же я могла не вернуться? – удивилась Магнолия. – Вы ведь так кричали!

- Мы - кричали? – поразился Толян.

- Я кричал? – спросил Андрей.

- Ну, конечно, вы! Именно вы, Андрей! Вашего друга я совсем не слышала. А вы – вы опять звали меня! Снова!

- А сейчас я тоже зову? – Андрей выпрямился, пристально глядя на девушку.

- Сейчас – нет. Да и зачем вам звать – я ведь уже здесь! А еще секунду назад кричали и звали. Зачем?

- Хм… - Андрей недоуменно пожал загорелыми плечами. - Вы, конечно, можете мне не поверить, милая Магнолия, но, уверяю, что никаких криков я не издавал!

- Не поверить - могу. Запросто! – кивнула она. – Потому как я отчетливо слышала ваш голос! Более чем отчетливо! Вы кричали так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Так звали, что я подумала: стряслось нечто ужасное! Поэтому все бросила и опять прыгнула сюда, к вам.

- Но он не кричал! – решительно вступился за друга Толян. – И не звал вовсе!..

- Да и как я вас мог позвать? – задумчиво наклонил голову Андрей. – А?  Даже интересно. По имени? Но я ведь не знаю вашего имени. Вы ведь так и не представились!

- Имя… Что имя? – пожала плечиком Магнолия. – Как будто имя что-то значит. Главное, что вы, Андрей, звали меня! И вовсе не по имени. Мало ли какое у меня может быть имя? Да мое имя я, в свое время, сама себе придумала: назвалась первым словом, которое в голову пришло – и все…

- Каким? – мягко, но настойчиво поинтересовался Андрей. – Каким словом вы назвались?

- Остальные супера зовут ее Мага, - сообщил ровный, бесстрастный и очень громкий голос – будто громовый раскат накрыл солнечную тихую поляну. Близкий, властный.

Все, как по команде, повернулись на этот раскат.

На дальнем краю поляны, прячась в тени низких ветвей, высилась бурая, безликая фигура. С головы до ног она была закутана в плащ-балахон полумонашеского вида, на склоненную голову надвинут широкий капюшон.

- Но для вас она – Магнолия, - повторно прогрохотал голос.

Монашеская фигура при этом не шевельнулась и голову не подняла.

- А-а вы-ы кт-т-то? – поинтересовался Толян, начав икать с перепугу.

- Не пугай ребят, - попросила Магнолия. – Они не хотели срывать меня с такого торжественного мероприятия – всё само собой получилось.

- Я не пугал, я всего лишь представил тебя, - возразила фигура в надвинутом капюшоне, не дела попыток выйти на солнечный свет. Правда, громкость голоса чуть уменьшилась – теперь это был просто внушительный бас. Очень сильный, но не оглушающий. – Они ведь очень хотели узнать твое имя – теперь знают.

- А после этого они захотят узнать твое имя, - вздохнула Магнолия. – Что ж, тогда представимся по всей форме. Я, как вы слышали – Магнолия, а он – Сверхсупер. Теперь бы еще понять: почему это вы, Андрей, призываете меня к себе с таким постоянством?

- Он просто хочет тебя видеть, - предположил Сверхсупер. – Влюбился.

- И из-за этого так вопит?

- Я не вопил, - твердо сказал Андрей. Возражать в столь грозной и даже может быть опасной компании было непросто. Но он все-таки возразил. – Тут очевидное недоразумение. Толян свидетель: мы разговаривали очень тихо. И только между собой.

- Никакой он не свидетель, - веско прервал его Сверхсупер. – Он глухой. Он даже не способен услышать твой вопль.

- Я глухой?! – поразился Толян. От возмущения даже перестав икать.

- Глухой как пень! – торжественно провозгласил Сверхсупер. И уточнил. – То есть не совсем. но только в отношении воплей, которые издает твой дружок. Забавно, но и он сам, похоже, своих воплей не слышит. Хотя разносятся они чрезвычайно далеко. Я, например, их тоже слышал. Как и бедная, ни в чем ни повинная Магнолия

- Так может быть, это вовсе даже и не звуки? – предположила Магнолия. – Я имею в виду те вопли, что Андрей издает?

- Правильно! Умная девочка! – значительно пророкотал бас из-под капюшона. – К колебаниям здешней атмосферы тот ослиный рев, что производит Андрей, отношения никакого не имеет.

- Хотя я его и слышу!.. – вздохнула Магнолия.

- Потому что он как раз тебе и предназначается, девочка моя! – сделал вывод грохочущий Сверхсупер. – Итак: что ты хочешь от Маги, молодой человек?

- Я? Ничего не хочу!

- Совсем ничего?

- А, по-моему, молодой человек чего-то боится, - предположила Магнолия. – Потому и зовет меня все время!

- Я ничего не боюсь! – гордо выпятил загорелую грудь Андрей. – И никого!

И при этом чуть опасливо глянул на таинственную фигуру в балахоне.

- Смелый! – хохотнул бас из-под капюшона. – Сдается мне, что ты, Мага, страдаешь зря. Все дело в простой мутации. Бесполезной для смелого молодого человека и весьма неприятной для тебя.

- Андрей не мутант! – храбро вступился за друга Толян.

- Мутант, и еще какой! – громоподобно хохотнул Сверхсупер. - В  организме твоего Андрея сама собой образовалась этакая инфразвуковая пушка. Впрочем, на самом деле, к инфразвуку она отношения тоже не имеет. Зато она межпространственная. Действующая в пределах сразу нескольких смежных  измерений. Причем, к твоему несчастью, Мага, прицел этой пушечки, этой Иерихонской трубы, направлен именно на тебя.

- А, случайная мутация… И я – ни причем… - с легким разочарованием поняла Магнолия. – Ну, ладно… Но что теперь делать-то? Теперь мне все время придется слушать его крики?

- Не придется! Это дело поправимое, - буркнула фигура в балахоне и тронулась с места. Всплыла над поляной и двинулась в сторону троицы, застывшей возле палатки. Заставляя траву с легким шелестом пригибаться по полами монашеского балахона. 

Андрей с Толяном следили за неумолимым приближением Сверхсупера, широко открыв глаза. Вообще-то очень хотелось убежать. Или хотя бы спрятаться от безликого чудовища, надвигающегося на них.

Толян не выдержал, отступил на шаг. Андрей, крепко сжав кулаки и стиснув зубы, все-таки заставил себя остаться на месте.

Примерно на середине поляны, фигура в балахоне вдруг решила притормозить. Складки ее мантии дрогнули, из них появился сначала локоть, а потом и вся рука. Обтянутая все той же бурой балахонной тканью. Узкую ладонь скрывала серая перчатка.

Слегка наклонившись, Сверхсупер сорвал сухую веточку с куста низкорослого шиповника.

Поднял ее к глазам (лица из-под капюшона по-прежнему не было видно), внимательно разглядывая. Затем лениво встряхнул, как встряхивают градусник – и вместо корявой мертвой веточки в его серых пальцах оказалась прямая, как стрела, и раскаленная до красна, огненная спица.

- Фокус! – пытаясь скрыть страх, объяснил сам себе Толян.

- Ага, - басовито усмехнулся громовый голос, и фигура вновь поплыла через полянку, неудержимо надвигаясь на парней.

- Спокойно, - пророкотал Сверхсупер. – Сейчас будет произведена маленькая хирургическая операция на горле. Исправление мутации. Больно не будет, бояться нечего.

Он по-дирижерски взмахнул багровой огнедышащей спицей перед лицом Андрея. Подумал, взмахнул еще раз.

Андрею больно, действительно, не было – Сверхсупер не обманул. Но было странно. Так странно, что Андрей даже глаза закрыл, вслушиваясь в собственные ощущения.

Спица не прикасалась к его лицу, хотя по коже проходили теплые волны от раскаленного металла, скользящего рядом, в нескольких сантиметрах. И в то же время, Андрей чувствовал, что проклятущий стержень тонкой незримой указкой проникает в него. И вовсе не в горло. Скорее, куда-то в район переносицы. И что-то там делает. Почти неощутимо, но делает!

- Хватит. Я не хочу никаких операций, - решительно сказал Андрей и отступил назад, к палатке.

- А никаких операций уже и не будет! – хохотнул громовый голос из-под капюшона. – Все операции закончены!

Сверхсупер небрежно разжал пальцы, бросая раскаленный прут под ноги, в сухую траву.

- Э-эй! Загорится! – дернулся Толян.

Но на траву упал уже не раскаленный стержень, а обыкновенная сухая и очень корявая палочка.

- Мага, можешь спокойно отправляться назад, на президентский прием, этот парень больше тебя не потревожит! – сообщил Сверхсупер.

- Ага, - чуть растерянно кивнула Магнолия, - ну, тогда - всего доброго, ребята. Прощайте, Андрей.

И исчезла с легким хлопком. Будто раздались негромкие аплодисменты, обозначающие конец аттракциона.

- Испарились… - выдохнул Толян.

Андрей оглянулся – безликий Сверхсупер в своем монашеском балахоне тоже исчез. Не прощаясь.

Поляна была пуста.

- Нырнули, - поправил друга Андрей.

- Чего-чего?

- Это она так называла свои перемещения, - пояснил Андрей. - Говорила про себя, что ныряет.

- Мага?

- Да, Магнолия.

- А ты, что - и правда, вызывал ее к себе? Кричал? Беззвучно?

- Не знаю. Может быть. Как-то ведь она меня слышала. Такая красивая… И имя у нее тоже красивое – Магнолия…

- Да, удачно получилось, что мы ее не успели трахнуть! – рассудительно кивнул Толян. - А то бы потом явился этот дружок ее, Сверхсупер, и так бы нас самих затрахал!..

- Дурак ты, - беззлобно произнес Андрей.

Над лесом пронесся, быстро нарастая, рокот вертолета.

Парни задрали головы, глядя на снижающуюся болотно-зеленую тушу.

- К нам он спускается, что ли? – прокричал Толян, придерживая кепку, норовящую упорхнуть с головы. – Как он здесь уместится?

Андрей пожал плечами. Чем-то ему эта туша не нравилась. И этот ее оглушительный рокот, и покорно полегшие под колесами вертолета травы. Что-то в этой сцене было злое. И даже жутковатое.

Вертолет сел. Лопасти остановились, но еще раньше звякнула открываемая дверца, вниз скользнула лесенка, и на примятую траву спрыгнули один за другим четыре мужика в одинаковой униформе. Лычки и погоны – оранжевые с синим.

- Ого! К нам пожаловал главный олигарх губернии! – уважительно пробурчал Толян.

- Да, похоже это ребятки Ловозного, - кивнул Андрей, рассматривая  бугаев, деловито поигрывающих короткими автоматами вокруг вертолетного трапика.

Один из ловозновских не спеша, вразвалочку подошел к палатке, качнул автоматом, проговорил негромко, значительно:

- Пацаны, быстро собрались, и чтоб через две минуты мы вас здесь не видели. Время пошло.

- А куда вы гоните мальчиков? – раздался веселый возглас со стороны вертолета.

На ступеньках стояла ярко-рыжая девица в кожаном костюмчике,  плотно облегающем стройную фигурку. Она игриво вертела на пальце блестящий брелок. Вторая девица (с роскошной иссиня-черной гривой) выглядывала из люка позади первой. 

- Не тронь мальчиков, они хорошие! И пригодятся еще, – капризно проворковала черногривая. Обернувшись, спросила у кого-то. – Правда ведь, пупсик? Ну, скажи что пригодятся!

- Эти? – из люка, раздвигая девиц, выбрался на ступеньки небольшой кругленький человечек. Поглядел на палатку, на Андрея с Толяном, размашисто шлепнул пухленькой ладонью рыжую девицу по попке, обтянутой кожаными брючками, весело поинтересовался. - Что, понравились мальчики? Эй, Никитка, веди ребят сюда, знакомиться будем!

 

 

2.

 

Андрей лежал и думал: можно ли было избежать того, что случилось дальше?

Бесстрашие – это очень просто. Не думать о последствиях – и всё. Заносить руку для удара, не думая, что и тебя могут в ответ ударить. Доказывать свое, несмотря на то, что врагов много, а ты один.

Не потому ли бесстрашие так похоже на глупость? Ведь это главное качество глупцов - не думать о последствиях. Они даже не предполагают, что может последовать за их глупыми действиями. Их глупость – их бесстрашие. А он? Тогда, на поляне?

Нет, в самом начале он еще не был бесстрашным. Он был просто любопытным. Он пошел к вертолету потому что ему было интересно: а что будет дальше? Ведь его звал самый богатый олигарх губернии! Который явно развлекался. И, наверно, Андрею в тот момент даже хотелось поучаствовать в тех развлечениях – когда еще выпадет такой шанс?

Да, да – он сам пошел к вертолету, его никто не принуждал. Он проявил любознательность – то есть не глупость? Ведь в тот момент он думал о последствиях – еще как! Он интересовался последствиями, ждал их! И в тот момент бесстрашием было бы как раз обратное: не идти к вертолету, а опрометью бежать от него, бросив все, включая палатку! Потому что новую палатку можно купить, а новую жизнь – вряд ли.

Нет, это тоже не было бы бесстрашием. Потому что бежать – значит, бояться. А бояться – это не быть смелым, а как раз наоборот.

Да и что толку было б бежать? Если вдуматься - совершенно бесполезное занятие. Ловозновские охранники все равно поймали бы его. И? Последствия были бы другими? Или все-таки теми же самыми?

Пожалуй, по большому счету, даже на самом первом этапе предотвратить то, что потом произошло, было все равно невозможно…

А позже? Когда Ловозный махнул своей коротенькой пухлой ручкой,  приказывая застелить поляну коврами? Андрею все еще было любопытно: зачем это? Он слыхал, что олигархи частенько развлекают себя охотой в лесхозах. Он все еще думал, что цель прилета Ловозного – все-таки охота. А девицы – так, дополнительный штрих. Маленький гарнир к охотничьим удовольствиям. Андрей даже предположить не мог, что как раз девицы – основное блюдо. Девицы, и они – вдвоем с Толяном.

Значит, все-таки виной дальнейшему была его глупость. То есть бесстрашие. Ведь если б он проявил ум, попытался догадаться для чего их позвали к вертолету, и для чего начали раскатывать по поляне заранее привезенные ковры, то он все-таки смог бы что-нибудь придумать. И для него не было б такой уж неожиданностью дальнейшее.

А догадаться можно было. Девицы прямо говорили, что ребят не надо прогонять, они еще понадобятся. А для чего они с Толяном могли понадобиться девицам? Ведь не для охоты на перепелов!

Но он не догадался.

И даже когда на расстеленных коврах девицы принялись бодро сбрасывать свою амуницию, освобождаясь не только от штанов и юбок, но и от нижнего белья – он все еще не понимал! Даже улыбался. По-дурацки скалился, глядя на неожиданный стриптиз.

И Ловозный улыбался. Маленький человечек, но большой олигарх. Улыбался и довольно потирал свои ручонки. А потом обернулся к Андрею и приказал:

- Теперь твоя очередь! Покажи класс! Ну-ка, сколько раз оприходуешь этих телочек? Три? Пять?

И только тут до Андрея дошло, чего ждут от него.

Показательного секса. На глазах у охранников, у летчиков, высунувшихся из своей кабины, а, главное, на глазах у Ловозного! Может быть, олигарх был импотентом? Или просто его заводило наблюдение за чужим сексом. Наверно, в этом и состояла цель его экспедиции.

Кто же должен был в этом лесном спектакле исполнять роль могучих самцов на радость Ловозному? Охранники? Летчики? Но тут случайно попались они с Толяном. Свежее мясо! Новый объект для наблюдения!

И вот уже Андрею предстоял секс на потеху всему этому сборищу.

Может быть, именно тогда он струсил? Ведь он испугался, да! Или ему стало просто противно? И поэтому он покачал головой, промямлил:

- Нет…

- Нет? – обрадовался Ловозный. – Не пять раз? Неужели ты такой бычок, что и семь раз сможешь их оприходовать? Только давай, знаешь, поизвращенней как-нибудь! Они это любят!

Вот в этот момент Андрей и проявил самое большое бесстрашие. То есть абсолютную глупость. Ведь он совершенно не думал о последствиях, когда сказал Ловозному:

- Нет, я не буду. Совсем. Не хочется.

Да, сказать такое – это значило проявить полное бесстрашие. Незамутненное никакой мыслю.

Ведь противореча - вот так! - Ловозному он, что, рассчитывал будто его строптивость останется безнаказанной?

Да нет, ни на что он не рассчитывал. Он даже и не думал ни о каких последствиях.

А о чем же он тогда думал?

Скорее всего, демонстрировал себя. Мол, глядите, какой я крутой: хочу – трахаюсь, а не хочу – нет. И никто меня не заставит! Даже олигарх! Даже Ловозный!

Да, скорее всего он именно так и думал. И эти его мысли Ловозный понял. Отлично понял! Глаза его недобро сощурились, ухмылка сделалась еще шире, обнажая белоснежные зубные протезы. Он сообщил Андрею:

- Будешь.

Сообщил как факт. Как неизбежность.

А Андрей бесстрашно повернулся к нему спиной и сделал шаг. Один лишь шаг. Дальше уйти ему не дали.

Уже в следующую секунду он осознал, что лежит на животе, носом в ворс ковра, распластавшись, раскинув руки и ноги. Раскинув, разумеется, не по своей воле: на каждой из его конечностей сидело по мордовороту-охраннику.

- Куда это ты собрался? – вкрадчиво поинтересовался Ловозный.

Андрей чуть приподнял голову и уткнулся носом его ботинок. Лакированный, тупорылый, очень дорогой ботинок, в котором и отражался нос Андрея.

- Э-эй! Вы что это!.. – раздался где-то наверху встревоженный возглас Толяна.

Но Толяна прервали. короткой автоматной очередью. И злобным крик одного из охранников (кажется, Никитки):

- Лежать, щенок! Руки за голову!

И одновременный визг девиц в стороне.

- Да, ты паренек, лучше полежи, - ласково сказал Ловозный Толяну. Его ботинки чуть повернулись – он рассматривал Толяна, с готовностью упавшего по приказу. – Полежи. Не вставай пока. А то ведь мы и заставить можем лечь. Как твоего дружка. Не хочешь так? Вот сам и лежи. Умница!

Ботинки вернулись в исходное положение.

- Ну, а ты, дружок, что такой гордый? Хочешь, чтоб мы тебя тут пристрелили? Вместе с твоей гордостью?

Андрей попробовал шевельнуться – не получилось. На него навалились еще сильнее.

- А-а, жить-то хочется! – удовлетворенно констатировал Ловозный.

Вот тут и наступил апогей безрассудства (то есть – глупости). Тут и захлестнул Андрея приступ неконтролируемой ярости. Ударил в голову. Затуманил мозги бессмысленной пеленой, заставил Андрея биться, под тяжестью охранников, кричать. Что кричать? Андрей даже с некоторым удивлением услышал свой полупридушенный, истерический возглас:

- Стреляй, скотина, гад, сволочь!.. Стреляй!.. – ну и так далее. Еще хлеще и оскорбительнее для олигарха.

Когда же Андрей закончил свою героическую речь, наступила тишина. Даже птички в листве, кажется, примолкли от его безрассудства.

- Стрелять? – задумчиво промолвил Ловозный.

Хмыкнул. Потом хохотнул негромко:

- Слышь, Никитка? Нахамил мне, а теперь дешево отделаться хочет! Как скажешь, Никитка, можем мы его пристрелить, а хамство его без последствий оставить?

- Не надо его стрелять! – испуганно выкрикнул Толян где-то совсем рядом – и тоже внизу. Так же как Андрей – с ковра. На который, правда, улегся сам, почти по своей воле. – Не надо! Он нечаянно! Он не будет больше! Простите его!

- Правда, не будет? – озабоченно переспросил Ловозный. – Слышь, парень? Говорят, ты больше не будешь. Говорят, ты паинькой станешь. И тогда мы тебя не пристрелим.

Андрей молчал. Потому что бесстрашие кончилось – он четко увидел последствия своих действий. Очень четко – вплоть до отдаленной перспективы в виде могильного холмика. Но с окончанием бесстрашия пришло очень много мыслей.

Они толпились в голове, визжали, требовали от Андрея немедленно исправить ситуацию: извиниться, попросить прощения, начать оправдываться и умолять… А это тоже было не правильно. Андрей знал наверняка: если проявить слабость, то будет еще хуже.

Как? Хуже смерти?? – вопили мысли.

Да, хуже смерти – это Андрей знал твердо. Потому что со смертью кончится все: страдание, страх, унижение. «Мертвые сраму не имуть!» - выплыла откуда-то каменная, просто-таки гранитная цитата, которую невозможно было ни переломить, ни разбить - никакими доводами.

А вот если остаться живым,  то после самоунижения можно получить все – и страдание, и страх, и продолжение унижения. Все! По полной программе! Андрея не обманывала ласковость голоса Ловозного. Стоило только начать просить прощения, как его, бессильного, в порошок разотрут, издеваясь. И все равно, скорее всего, потом пристрелят.

Андрей и сейчас, когда обдумывал случившееся, по-прежнему был уверен, что  извиняться было нельзя: все равно назад дороги уже не было.

Поэтому тогда он просто промолчал.

Ловозный легонько ткнул его ботинком в лоб. Пожаловался с недоумением:

- Молчит… Как партизан. А ну-ка, Никитка, напомни ему, что с партизанами-то было!

- Есть, напомнить! – с готовностью откликнулся тот.

И, для начала, заломил Андрею правую руку.

Это было уже больно. Даже очень больно.

- Ну как? Почувствовал себя настоящим партизаном? – поинтересовался Ловозный. – Не почувствовал? Никитка, не филонь! Что-то ты миндальничаешь с ним!

Боль усилилась. Андрей сжал зубы, чувствуя, как через них рвется страдальческий стон. Еще секунда этой боли, и стон бы вырвался наружу, на радость Ловозному.

Но этой секунды не хватило. Боль вдруг прекратилась.

Андрей удивился, и только потом осознал, что перед прекращением боли прозвучал отчетливый хруст.

«Он мне руку сломал!» - понял Андрей.

Ему вдруг стало очень обидно. И одновременно - все равно. Совсем все равно. Ведь то тело, которое он берег, тренировал, за которым так ухаживал,  – оно теперь было безнадежно испорчено. Перелом может быть когда-то и заживет, но красивой как прежде рука уже не станет.

Слово «красивая» применительно к его руке напомнило ему одну девушку… Странную девушку Магнолию, являвшуюся на его зов совсем недавно. Это она наивно говорила о различных его частях тела - «красивые». Теперь уж не скажет.

А над Андреем разворачивалась дискуссия. Творческая. Никитка, показывая безжизненно повисшую руку Андрея, говорил, что ее давить  бесполезно. И предлагал надавить теперь на левую руку. Охранник, прижимавший к ковру левую руку, сомневался что такого молчуна возьмешь, выламыванием еще одной руки. И предлагал сломать так же и ногу. Хоть какую – хоть правую, хоть левую.

Порядок навел хозяин.

- Ломай сначала руку, а там посмотрим, - распорядился он.

Андрей почувствовал, движение – заламывая ему руку, охранник почти перекатил его на бок - перед глазами мелькнула зелень деревьев, туша вертолета, синяя рубашка Толяна.

Толян даже вскочил на ноги, даже кинулся с отчаянным криком к Андрею - но был остановлен кулаком Никитки. И снова упал на ковер – уже совсем не по своей воле.

Треска ломаемой плечевой кости на этот раз Андрей не услышал – видимо, потерял сознание еще до перелома.

Очнувшись же, с удивлением увидел перед лицом все тот же ковер – мягкий, длинноворсный, синтетический, ядовито-желтый. Неужели с тех пор ничего не произошло?

Оказалось – произошло. Несколько голосов над ним спорили, как сподручнее сломать ногу. Разговор шел о том, что кость ноги очень большая, толстая, и сломать ее будет трудно. Никитка предлагал ногу просто прострелить автоматной очередью – хотя вполне подходящим вариантом считал и одиночные выстрелы в бедро.

- Глупости! – прервал его Ловозный. – Руками, конечно, сломать трудновато, но стрелять не будем. Найдут потом огнестрельные ранения – поднимут расследование - мало ли чего?.. Но сломать можно. Ты просто подпрыгни – и всей тяжестью по кости! Вот и всех делов!

Что было дальше Андрей так и не мог вспомнить. Кровавое марево не позволяло воспринимать мир отчетливо.Какие-то клочки, обрывки воспоминаний.

По-настоящему отчетливым мир сделала острая боль.

Андрей открыл глаза и понял, что лежит почти на боку. Вывернутый в такую позу, какую нормальный человек даже и принять не в силах. Рук и ног он не чувствовал, зато дикая боль пульсировала где-то в районе поясницы.

А прямо перед ним, метрах в двух, стоял голый, трясущийся Толян и торопливо кивал головой.

Андрей сначала не понял - чего он кивает-то? А потом до его сознания дошел насмешливый голос Ловозного:

- Усвоил урок? Будешь слушаться?

Толян все кивал, в его глазах плескался беспредельный ужас.

- Всего и делов-то! - весело продолжал Ловозный, - Покажешь нам молодого бычка – и свободен! Телочки, вы где? А, вот они, наши девочки! Уже наготове!

Пошевелиться Андрей не мог, но в его поле зрения попали - вдвинулись, вползли чуть ли не на четвереньках - обе девицы. Они тряслись не меньше  Толяна. И, как и он, были готовы на все.

- Ну, телочки, давайте, начинайте! Возбуждайте своего бычка! – подбодрил их голос Ловозного. – И энергичнее, энергичнее! Вы же можете! И не только руками! Покажите все, на что способны! А ты, бычок, давай возбуждайся, если не хочешь чтоб и над твоими косточками поработали! Давай, оприходуй телочек!

Руки Толяна лихорадочно сновали по голым плечам, и грудям девиц. Дивицы старательно трудились внизу его живота.

- Ну, бычок! Ну, давай же! Ну возбуждайся на телок! – понукал Толяна голос Ловозного.

Толян шарил по коже девиц все быстрее, глаза у него все больше округлялись от страха. И вдруг они наполнялись слезами. Закрывая лицо ладонями, Толян разрыдался, закричал, завыл от ужаса:

- Я не могу-у-у! Он не встает! Я никак не могу-у!

И в этот момент в поле зрения Андрея попал Ловозный.

Он сгибался и разгибался, корчась от хохота, как клоун на манеже.

Он упивался половым бессилием людей. Растоптанных, униженных почти уже не людей. Он наслаждаясь происходящим по-настоящему – до исступления, до оргазма. Когда он, отсмеявшись, хлопнул в ладоши и пошел к вертолету мимо Андрея, на его светлых летних брюках, в паху, расплывалось какое-то влажное пятно. То ли мочи, то ли спермы.

- Всё! Концерт окончен! – крикнул он охране. – Скатывайте ковры! Телки – в кабину! Отбываем!

- А с этими двоими что? – спросил Никитка. – Пристрелить?

- Пускай живут! – весело отозвался Ловозный. – В благодарность за хорошую охоту. Давно такой хорошей охоты не было!

Лопасти вертолета начали раскручиваться, мелькая над поляной стремительными тенями, и под грохот взлетающей машины Андрей снова потерял сознание. Теперь-то уж точно ничего нельзя было изменить.

 

 

3.

 

Боль означала одно: он жив. И еще что-то она означала. Что - он сразу и не понял.

И лишь когда открыл глаза, сообразил: боль кричала, что его изуродованное тело куда-то тащат.

Над головой мелькали ветки, выше - голубое небо. В нем - рваные белые облака. А Андрея передвигали. Оттого и боль была разной: каждый пенек, каждый сучок, каждая ямка отзывалась новым видом боли.

Боль оказалась на редкость многообразна. Как спектр солнечного луча. Как палитра веселого художника. Да и рисунки мучений, выводимые ею, пылали неистощимой дьявольской фантазией.

Андрей застонал. Движение прекратилось. Над Андреем склонилось виновато-радостное лицо Толяна.

- Пришел в сознание? Молодец, Андрюха! Мы еще выкарабкаемся!

Андрею хотелось сказать, что вот карабкаться-то как раз и не надо – слишком больно. Но он не сказал. Даже прикусил губу, чтоб не дай бог не сорвалось. Потому что это была бы – жалоба. А жалобы бессмысленны – это раз. Второе – жалобы вредны. Ведь Толян мог принять его жалобу во внимание, мог остановиться. А этого нельзя было делать ни в коем случае! Наоборот, надо двигаться быстрее, как можно быстрее! И пусть Андрею сейчас больно, но они выйдут к людям – и люди окажут помощь. Прежде всего – медицинскую.

Андрею, конечно, уже не быть прежним красавцем, но переломы можно залечить. А, раз так, то он сделает все, чтобы их залечить. Даже если он навсегда останется уродливым – это не помеха для мести. А месть будет теперь главным в его жизни. Ловозный оставил его в живых? Это самая большая ошибка в жизни олигарха!

- На чем ты меня тащишь?.. – просипел Андрей.

Тихо так просипел, натужно. Но Толян услышал.

- На палатке. Расстелил палатку, перевязал тебя, как мог, и вот – везу. К реке. Там тебе уже полегче будет. Я плотик собью - поплывем. Плыть-то всего километров десять. Я смотрел по карте – там поселок, там нам помогут!

- Ага, - сказал Андрей.

Или хотел сказать? Собирался, но не сказал? Он и сам не мог этого понять. Потому что вновь отключился. И пришел в себя уже под плеск воды.

Над головой было уже только небо, без веток. Небо слегка покачивалось.

- Плывем, Толян? – пробормотал он.

- Плывем!

- А почему я мокрый?

- Да, понимаешь… Я ж не специалист по плотам… Я старался – и деревья потолще выбирал, и хвороста тебе подстелил, чтоб повыше было, но все одно – просачивается она, падлюка! И откуда только берется…

- До поселка далеко?

- Поселок мы уже проплыли… Никого там нету. Врет карта. Когда-то был, а теперь остались одни стены. Да окна пустые. Да проваленные крыши. Я уж, кричал, ходил – никого…

- А дальше есть поселки?

Было невероятно трудно заставить себя говорить. Потому что каждое произнесенное слово означало новую боль. Но Андрей упрямо продолжал говорить. Он не мог позволить боли пересилить себя. Если уж даже она возьмет над ним верх, то что тогда говорить о Ловозном!

- Дальше? Да нарисовано-то их много, а что там на самом деле?.. Не боись, Андрюха, прорвемся! Куда-нибудь река нас да вынесет!

Голос Толяна был подчеркнуто бодр. Он старался утешить друга. Но Андрей не нуждался в утешении.

- Я ничего не боюсь! – твердо сказал он.

Или прошептал? Или лишь шевельнул губами?

- Что? – склонился к нему Толян.

Но веки Андрея уже опустились, а губы безвольно приоткрылись. Из уголка губ скользнула тонкая ниточка слюны.

- Эх, ты, дружище… - тяжело вздохнул Толян, поправляя запрокинутую голову Андрея.

 

 

4.

 

«Я что-то должен был сделать…» - вспомнил Андрей. Но что?

Ах, да! Отомстить!

«И для этого я должен выздороветь. Обязательно! Совсем выздороветь?   Вряд ли это удастся. Но переломы должны полностью зарасти. Обязательно! Я ведь должен буду двигаться: ходить, бегать, бить. Возможно, стрелять. Я  должен, должен мстить!»

Он открыл глаза. Было темно. И его не качало. И плеска волны не было слышно – значит, он был не на плоту.

Распахнулась дверь, в темноту ворвался резкий электрический свет и громкий чужой голос:

- Ну и что? Сам слышал! Никого они из района прислать не могут! Так что выбирай – или я буду оперировать, или никто!

- Но вы… Вы ведь выпимши… - это голос Толяна. И опять в его голосе панические нотки! Ну нельзя же быть таким нервным!

- Я? – хохотнул незнакомый голос. – Да я нормальный! Я такой только и бываю! А если б я трезвый был – вот тогда уж точно, оперировать бы не смог! Руки б дрожали!

- А нельзя подождать?.. Отложить операцию? Хоть чуть-чуть? Вдруг кто-нибудь за это время сможет приехать? Может, мы еще раз позвоним?..

- Чудик ты! Довел своего дружка до полного абзаца, а теперь ждать собрался! Да ты ж посмотри, посмотри что у него делается: гангрена всех конечностей! Думаешь, речная водичка стерильная? Ха! А ты его раны в ней столько полоскал!

- Я не полоскал. Я вообще старался не смачивать… Я бинтовал…

- Ага, бинтовал он! И добинтовался. Смотри на его ноги… Да не отворачивайся, смотри! Видишь где проходит граница омертвевших тканей? То-то же! А через три часа она будет еще выше - уже в паху. И тогда - прости-прощай! Если в малый таз проникнет инфекция, так уже никто не спасет его! Хоть какое светило прилетит к нам! Хоть из самой Москвы! Так что резать надо прямо сейчас! Если, конечно, хочешь, чтоб твой дружок жив остался. А если не хочешь – так зачем тогда тащил его в такую даль? Оставил бы помирать в лесу. Или даже прибил, чтоб он не мучался. Так бы честнее было!

Андрей тоже хотел принять участие в разговоре, тоже что-то сказать, что-то важно – он и сам не знал что, но это, несказанное, было очень-очень важным! А сказать-то как раз и не получалось. Он лежал и молчал. И это было странно.

Не менее странным было и то, что ему удавалось видеть сразу всех троих: и врача в замызганном белом халате, и растерянного, бледного Толяна, и… себя.

Вот он, Андрей, лежит на какой-то высокой кушетке. Кушетка застелена желтой клеенкой. А он лежит голый, руки и ноги странно вывернуты – как будто в них образовались дополнительные суставы. А тут еще этот запах!.. Отвратительный, гнилостный запах! И идет он именно от его рук, от его ног.

- Да ты, пацан, зря боишься! – хохотнул доктор. – Я этих операций знаешь сколько переделал пока здесь работаю! О, брат! Думаешь, ты один такой, кто  приволок дружка из лесу в терминальной стадии? Да мне все время таких тащут – и охотников, и лесников… Ну не совсем таких – ты уж тут особенно постарался, иссекать круто придется!..

- Но, может быть, хоть руки удастся спасти? – умоляюще проговорил Толян.

- Ну, чудило! Ну объясняю же: попадет инфекция в полость – кранты! Пока гангренозная только конечность – стоит удалить конечность, и все в порядке. Но когда гангрена дойдет до грудной полости – пиши пропало! Там же все жизненно важные органы, в груди-то! Там же уже ничего не отрежешь, понял, дурилка!

- Так у Андрюхи, получается, совсем ничего не останется – ни рук, ни ног? – убитым тоном спросил Толян. - Что я скажу его маме?

- Зато живой будет, мама обрадуется! – уверенно сказал доктор. – Ты ж этого хотел? Чтоб он живой был? Вот он и… эй! Как тебя, Андрюха! Ты что, помер тут, пока мы разговариваем?

Врач склонился над гниющим телом, закрывая Андрея от самого себя, что-то там пощупал, приподнял веко и заорал, обращаясь в коридор:

- Катюха! Катя! Быстро сюда! Бегом! У нас пациент дуба дает! Неси срочно!..

Но что надо срочно давать Андрей слушать уже не стал. Он мельком глянул на медсестру, бегущую с какой-то большой железной банкой в руках – медсестра стремительно уменьшалась, оставаясь где-то внизу, в маленькой, будто кукольной, комнатке. Она мельтешила там вместе с доктором, но это уже было плохо видно сквозь крышу прямоугольного барака, гордо именуемого «Усть-Задрюченская участковая больница».

А вокруг стояла ночь. Звездная ночь. Звезды сверкали огромные, неимоверно яркие. Они усеивали небо часто-часто, попадая даже на землю – Андрей видел звезды и внизу. Это они блестели, отражаясь в ленте ночной реки.

И от этого река становилась похожа на автостраду в час пик, когда множество автомобилей протыкает ночную темноту светом своих фар.

Нет, это было красивее автострады. Гораздо! И много величественнее.

Андрею хотелось любоваться еще и еще, но кто-то грубо рванул его вниз.

Заставил  кувырком лететь, катиться под откос – прямо в темноту, в боль, в  ненавистную жизнь…

 

 

5.

 

- Андрюшенька, к тебе пришли! – сказала сестра Людка, заглядывая в комнату и сладко улыбаясь.

Она теперь всегда сладко улыбалась, заходя к нему. Так же сладко улыбались и мама, и папа. Они все делали вид, будто ничего страшного не произошло. Да и вслух это говорили (когда он мог их слышать): мол, не произошло ничего страшного. Достаточно того, что Андрюшенька жив. Уже это – счастье.

Мама плакала в ванной. Включала воду и думала, что он не слышит.

Где плакала сестра, он не знал.

Плакал ли отец? Он всегда учил сына быть мужественным и не сгибаться перед трудностями, но теперь сына не было – был обрубок без рук, без ног. Тело и голова. Доктор не обманул – он мастерски сделал операцию.  Удалил пациенту все гангренозные конечности – то есть абсолютно все. Но распространения инфекции не допустил. В послеоперационном периоде у его пациента даже особых воспалительных процессов не было, швы зарастали хорошо, в плановом порядке. Андрей поправлялся на удивление быстро.

Но был ли он Андреем? И вообще человеком? Или только головой, в которую ел, животом, которым переваривал съеденное,  и задницей, которой испражнялся?

- Давай я поправлю тебе одеяло, - прощебетала сестра, все также приторно улыбаясь. – Вот, встречай гостей!

Это были его одногруппники по университету.

- А ты совсем почти не изменился, - с ходу заявила Татьяна-староста.

- Да? – вежливо спросил он.

- Ну, в смысле – похудел, конечно, - заторопилась она снять неловкость, - но лицо осталось такое же!

- Спасибо, - поблагодарил он.

Лицо ему охранники Ловозного почему-то не разбили. И теперь выше одеяла все выглядело нормально. А что там под толстым одеялом – этого не было видно.

- Вот, мы фруктов принесли, винограда, - продолжала разговор Татьяна, - ешь, поправляйся!

Они не понимали. Как он может поправиться? Отрастит себе новые руки и ноги? Тут даже виноград не поможет.

Или они просто делали вид, что не понимают? Чтоб не травмировать лишний раз его чувства. Как делает вид мама, папа, сестра, Толян. Вон он, прячется в уголке – делает вид, что он всего лишь один из одногруппников. Хотя он-то бывает здесь, в этой комнате, каждый день, он-то все понимает и знает!

А вот Татьяна, кажется, всерьез введена в заблуждение нормальным видом головы, торчащей из-под одеяла.

- Куда положить фрукты? – деятельно спрашивала она, пытаясь пристроить пакет на тумбочку возле кровати. - Может ты попробуешь виноград? Он мытый! – и протягивала ему крупную аппетитную кисточку.

- Только если ты меня покормишь, Таня, - спокойно ответил он, не делая попыток взять протягиваемую кисточку.

- А?.. Ах да! – до Татьяны, наконец, дошло. Она густо покраснела и принялась ожесточенно запихивать несчастный виноград обратно в пакет.

Виноград запихиваться не хотел, топорщился, цеплялся. Места на тумбочке было мало - и все шло к тому, что Татьяна сейчас уронит пакет на пол, рассыпав подарочный набор по всей комнате.

- Подождите, девушка, я сейчас помогу вам!

Это сестренка кинулась на выручку оконфузившейся старосте.

- А? Что? – торопливо повернулась к ней Татьяна.

Яблоки посыпались на кровать, апельсины запрыгали по полу.

- Боже, какая я неловкая! – воскликнула багровая от смущения Татьяна и тут же допустила еще большую неловкость.

Пытаясь поймать убегающий апельсин, она нечаянно дернула за край одеяла, и случилось худшее, что могло случиться в этой ситуации: одеяло поползло вниз с постели. Обнажая то, что было им прикрыто – обрубок человеческого тела.

Дружное «ах!» вылетело из приоткрытых ртов одногруппников. Они увидели, что под одеялом почти ничего не скрывалось – худой торс со впалым животом и выпирающими прутьями ребер, который внизу был тщательно обмотан памперсами.

Конечно для одногруппников это было потрясением. Все они видели тело Андрея – раньше, до этого прискорбного случая. Ведь вместе ходили на пляж, и вместе были на даче у Анжелики Поспеловой, где шашлычками отмечали сдачу последнего экзамена летней сессии. А троих девушек (включая и Татьяну-старосту) Андрей допускал даже и до более близкого знакомства со своим телом.

Но сейчас тела практически не осталось.

- Человек-ящик…

Лорка сказала эти слова Анжелике на ушко, но Андрей заинтересовался:

- Лора, что такое «человек-ящик»?

- Какой ящик? – фальшиво удивилась та.

- Который ты сейчас назвала, - терпеливо разъяснил Андрей.

Сестра уже снова закутала его в одеяло до самого горла, и он был опять совсем нестрашным.

- Это роман, - нехотя объяснила Лорка. – Одного японца.

- И что в том романе?

- Я не помню, давно читала.

- Ну, хотя бы в общих чертах?

- Там… там описывается жизнь… одного человека… без рук и без ног, - наконец решилась Лорка. – Он лежал в ящике… жил в нем. Кажется, на свалке. Раз в день… или раз в несколько дней к нему приходила какая-то женщина, кормила его, убирала из ящика… Больше никто с ним не общался…

- Ну, ну? – поощрил Андрей.

- Все. В романе описывалось существование… ну, в общем, обычная жизнь этого человека. Его мысли, его чувства. Как он не мог подняться,  повернуться, почесаться… Ну, в общем, ничего не мог…

- Ага. Спасибо. Ты всегда была очень начитанной, - одобрительно улыбнулся Андрей.

- Ну, мы пойдем? – сказала Татьяна, кривя губы в жалком подобии дружеской улыбки. Обернулась к сестре Андрея. – Если что-то нужно будет вы говорите… или через Толю передайте. Он же у вас часто бывает…

- Мы обязательно передадим, - сказал Андрей. – Если что-то будет нужно. Спасибо, что пришли.

Одногруппники торопливо попрощались почти хором и гурьбой двинулись к выходу. Чувствовалось, что им не терпится скорее покинуть и эту комнату, и этот дом.

- Толян! – окликнул Андрей.

- Да, - друг с готовностью шагнул к кровати.

В прихожей входная дверь захлопнулась за последним посетителем.

- Что, Андрюха? Поправить подушку? Или ты по-большому хочешь?

- Толян, я где-то читал, что делают такие электро-механические протезы, с датчиками. И датчики подсоединяют прямо к нервам. Вживляют в тело. И электрические импульсы, которые идут по нервным волокнам передаются напрямую на моторчики этих протезов. И этими протезами, этими искусственными руками и ногами можно управлять как своими.

- Вот здорово! – восхитился Толян. – Надо узнать! А я слышал про специальные инвалидные коляски, которыми управлять можно, знаешь как? Ни за что не догадаешься! Носом! Нажимаешь кнопки, просто носом, представляешь? И она все делает, и едет куда ты захочешь! Ты только представь, как просто!

- Представляю. Дай мне все-таки несколько виноградинок. И постарайся выяснить про управляемые протезы, ладно?

 

 

6.

 

Ночь была самой страшной порой.

Ночью, в темноте, становилось отчетливо-ясно, что ничего он уже не сможет. Ни мести никакой, ни вообще ничего. И ждет его одно - участь человека-ящика. Такого, который никому не нужен и всем мешает. И который настолько беспомощен, что даже покончить с собой не в силах – ведь для того, чтобы убить себя нужны хотя бы руки…

И ничто ему уже не поможет - ни электрические протезы, ни кресло-каталка, которым можно управлять с помощью носа…

И еще в одно не верил Андрей. В то, что человек-ящик из японского романа мог выжить в своем ящике хотя бы несколько лет. Какие там несколько лет! От одних только пролежней он должен был загнуться уже через месяц!

- Ну чего ты орешь? Разорался! Не может она сейчас прийти к тебе! Никак не может!

- Кто здесь? – ахнул Андрей, таращась в темноту.

- А то ты не узнал! – иронично громыхнул знакомый голос.

На фоне шторы, подсвеченной уличным фонарем, стоял черный силуэт в монашеском балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо.

- Это вы, Сверхсупер? Прошу вас – говорите тише. Разбудите весь дом!

- Да я-то могу орать как угодно! Во всей округе только ты меня и слышишь! Потому как я никаких звуковых колебаний и других сотрясений вашего воздуха не произвожу. А вот ты чего орешь? Подлечил свою иерихонскую трубу и опять вопишь! Да сразу через столько измерений! А Мага не может сейчас прийти! Понял? Не может!

- У нее, что, критические дни? – глупо хихикнул Андрей.

Ему стало весело и легко. Пусть он хоть сто раз человек-ящик, но рядом с его кроватью стоит великий Сверхсупер! А еще его слышит очень красивая девушка с прекрасным именем Магнолия! Причем, сразу через несколько измерений!

- Сам ты – критические дни! – строго прогромыхал Свехсупер. – Ей вообще не до тебя! Если хочешь знать, Мага – несчастная девушка! Ей самой помощь нужна все время, а ты, вместо того чтоб помочь, орешь как белуга недорезанная, все зовешь ее!

- Я? Помочь? Волшебнице? Лесной фее?

- Да какая она волшебница! К тому же лесная! Придумал тоже! Ну, есть у нее некоторые способности… Но они же ей и в тягость!

- А я-то как могу ей помочь?

- Мне откуда знать? Но раз твоя иерихонская труба настроена на Магу, значит, это неспроста! А от тебя вместо помощи – одно расстройство.  Лежишь тут, полеживаешь, бока отлеживаешь! Знай себе, вопишь!

- Уважаемый Сверхсупер, - медленно сказал Андрей. – Вы наверно не замечаете в темноте… да еще когда на мне одеяло… но не лежать я не могу. И даже как следует повернуться, чтоб бока себе не отлеживать. Потому что…

- А что, тут темно? – удивился Сверхсупер. – Подожди, сейчас подстрою восприятие под твой уровень… А-а, да, темновато! Вот так мотаешься по измерениям, и по ходу дела всякие мелочи упускаешь. А на мелочах ведь как раз и ловят чужеземных шпионов! Так. Ты все-таки скажи: здесь совсем темень непроглядная? Или кое-что все-таки видно? Меня, например, ты видишь?

- Вижу.

- Уже хорошо. Так, с этим разобрались. Что  ты там еще говорил? Про одеяло? Ну, тут уж я не пойду у тебя на поводу! Не стану ухудшать свое восприятие настолько, чтоб одеяло было для меня помехой! Даже и не проси. А то тебе понравится, и ты потребуешь, чтоб я еще и через стены не видел! И чтоб дальше чем на сто километров не заглядывал! Нет уж, хорошенького понемножку!

- А вы видите через стены? И на сто километров? – обалдело поинтересовался Андрей.

- Нет, не на сто. Если б я только на сто видел, меня бы давно раздавили. Как муху. Вернее, как таракана, который вовремя не убежал с середины кухни из-под хозяйского тапка. Но ты что-то серьезное мне говорил, жалостливое. Когда про темноту речь зашла – у тебя такой печальный тон был… А, вспомнил! Плакался, что встать не можешь! Правильно я запомнил?

- Правильно. Но, извините, Сверхсупер, я не понимаю: если вы и в темноте видите, и через одеяло - то вам должно быть понятно почему я встать не могу!

- А почему ты встать не можешь? – заинтересовался Сверхсупер.

Он по-прежнему стоял в профиль к Андрею, не поворачивая в его сторону головы, укрытой капюшоном, был неподвижен как статуя. Жил только его голос. Задававший, подчас, весьма странные вопросы.

- Потому что у меня ног нет, - как можно спокойнее ответил Андрей. – Как же я могу встать?

- Ног нет? И это оправдание тому, что ты лежишь? – подозрительно спросил Сверхсупер.

Андрей сжал зубы, давя волну поднимающуюся бешенства. Хотелось напомнить, что он, Андрей – далеко не Сверхсупер. И если для Сверхсупера отсутствие рук и ног ничего не значит, но для обыкновенного человека, для Андрея, это значит всё. Вернее, конец всему.

Глубоко вздохнув, Андрей решил этого все-таки не говорить. Потому что такое заявление на самом деле было бы упреком Сверхсуперу. А базировался бы упрек опять-таки на жалости Андрея к себе самому.

Поэтому Андрей сказал другое:

- Конечно, это не оправдание. Это причина. Причина того, что я не могу встать.

Казалось бы, ответ исчерпывающий, но Сверхсупер, услышав его, пришел в отличное расположение духа.

- Причина! – захохотал он так, будто Андрей отмочил уморительную шутку. – Причина! Это ж надо! Значит, заново отрастить себе иерихонскую трубу он может! А встать – не может! Ну, надо же!..

Андрей не обиделся. Ему было не до обид. Он услышал сейчас главное слово: «отрастить». Слово, которое давало надежду.

- Простите, - прервал он смех Сверхсупера, - вы сказали, вернее не сказали… Вы имели в виду, что я могу заново отрастить себе ноги? Так же, как я отрастил эту самую иерихонскую трубу?

- Ноги? При чем тут ноги? – удивился Сверхсупер. – И откуда мне знать: можешь ты их отрастить или не можешь?

- Но ведь вы сказали…

- Что я сказал?

Андрей примолк, стараясь точно припомнить слова своего собеседника. Да, про отращивание ног он не говорил.

- Вы сказали, что если я смог отрастить трубу, то могу и встать.

- Ну, наверно… - Сверхсупер хмыкнул. – Почему бы тебе и не встать?

- Без ног?

- Да при чем тут ноги! Вот привязался ты к этим ногам!

- Но ведь встать можно только на ноги!

- Да? С чего ты так решил? А я как, по твоему, стою?

- Как? – опешил Андрей. – Разве не на ногах?

- Да откуда у меня ноги? – совсем развесилился Сверхсупер. – Зачем они мне?

И в доказательство взмахнул полой монашеского одеяния. Взмахнул медленно – полы накидки поднялись вверх как крылья – и под ними ничего не оказалось. Только свет уличного фонаря сквозь штору.

- У вас тоже нет ног! – дошло до Андрея.

- И рук нет! – захохотал Сверхсупер. – И тела нет!

Полы балахона поднимались все выше и выше - а под ними по-прежнему был только свет фонаря.

- И головы нет! – веселясь, прогрохотал Сверхсупер.

Капюшон, точно бабочка, расправившая крылья, взмыл под потолок вслед за накидкой, и в комнате стало заметно светлее, поскольку фонарь перестала загораживать фигура Сверхсупера. А, может, просто глаза Андрея, расширившиеся от ужаса, стали теперь вбирать гораздо больше световых фотонов.

- Это не фокус? – спросил Андрей после некоторого молчания. – Это волшебство?

- Ну, если тебе нравится называть это волшебством, то называй! – благодушно согласился голос Сверхсупера. Где был сам Сверхсупер, Андрей теперь понять уже не мог – монашеское одеяние неподвижно парило под потолком, не делая попыток спуститься обратно.

- Или, может, вы просто невидимый? – предположил Андрей.

- Может, может… - благодушествовал Сверхсупер.

- Тогда… - Андрей судорожно сглотнул, - может быть вы прочтете пару заклинаний, чтоб я тоже мог…

- Что мог?

- Ну, так же, как вы…

- А как я? Ну, как? Эх, парень, ничего-то ты не уразумел!

- Уразумел. Вы – волшебник. Всемогущий. Наверно.

- Всемогущий? Был бы я всемогущий, разве я шарахался бы из пространства в пространство, пугаясь собственной тени?

- А вы пугаетесь?

- Да уж приходится! Короче, парень, давай расставим точки над «и». Если волшебство где-то и есть, то я про него ничего не знаю. Хотя побывал во многих мирах.

- Но если волшебства нету, то как же вы…

- Нету, нету! Даже и не надейся!

- Андрюша, с кем ты разговариваешь? – в комнату вошла мама, включила ночник. – Тебе что-нибудь нужно? Давай я переверну тебя на другой бочок.

- Да, мама, пожалуйста, переверни, - согласился Андрей. – Лицом к окну.

- И подушка у тебя совсем сбилась. Сейчас я поправлю.

Комка тряпок, висящих под потолком, она не замечала.

«Или он и видим тоже только для меня? – подумал Андрей. – Ведь если оглушительный голос Сверхсупера слышен только мне…»

- О, ты на правильном пути! – прогрохотал Сверхсупер. – Так что сделай так, чтоб только я тебя слышал! Не открывай рта.

«А вы меня слышите? Неужели мои мысли?»

- Слышу, но не всегда. Когда ты правильно думаешь, отчетливо – так, как сейчас, то конечно слышу. А когда бубнишь что-то неразборчивое, то кто ж тебя разберет! Это так уж прислушиваться надо!..

- Водички дать попить, Андрюша? Или ананасового сока?

- Спасибо, мама, не надо.

«Значит, мама не видит вашей одежды?»

- Точно!

«А я вижу… Это вы специально так делаете?»

- Ну, спокойной ночи, сынок. Закрывай глазки, отдыхай…

- Спокойной ночи, мама.

- Специально? И да, и нет. Мог бы специально, но, к счастью, ты не заставляешь меня так напрягаться. Это ведь довольно утомительно – работать на два фронта: чтоб один человек тебя видел, а второй – не видел.

«А что во мне такого, что вам не надо напрягаться?»

- Что? Иерихонская труба! – Сверхсупер оглушительно захохотал, весьма довольный свой шуткой.

- Правда? – осторожно спросил Андрей, забыв о конспирации.

- Что, сынок? – откликнулась из коридора мама.

- Ничего. Спокойной ночи!

«Правда, что моя иерихонская труба имеет такое значение? Или вы пошутили?»

- Правда, правда! – весело прогромыхал Сверхсупер.

И вдруг поскучнел:

- Ладно, счастливо оставаться, а мне пора.

- Вы уходите? - всполошился Андрей.

Но одежка Сверхсупера под потолком дрогнула, пошла волнами – и исчезла с едва слышным хлопком.

- Не спится, сыночек? – мама приоткрыла дверь. – Может, тебе телевизор включить? Или видик? Посмотришь какой-нибудь фильм?

- Не беспокойся, мама, все нормально! – весело ответил Андрей. – Ложись, отдыхай!

Он сейчас понял самое главное, что сказал Сверхсупер: он, Андрей – не такой как все! Кто еще из людей может неслышно кричать, призывая суперов? Кто еще может видеть то, чего не видят другие люди? И, главное, кто еще может ходить без ног? А Сверхсупер сказал, что он - может! Намекнул. Очень грубо и нетактично, но это такой пустяк! Он – может! Теперь только узнать бы – как? Как ходить без ног? Каким таким способом? Но Андрей обязательно узнает! Вот вызовет Сверхсупера еще раз – и расспросит основательно!

О том, что Сверхсупера еще надо научиться вызывать, Андрей сейчас не думал.